Омут (СИ)

Все это время она сидела на больничной койке с ровной спиной, не меняя позы. Ее речь была взвешенной и беспристрастной, каждое слово чеканилось, словно металлические монеты под тяжелыми ударами пресса. Это была Маша. Ее тело, ее волосы, глаза, ее голос и даже запах. Это, безусловно, была она. И она была живой, настоящей. Вот только внутри не было, ровным счетом, ничего. Холодная, космическая пустота. Вакуум.

Только сейчас я начал подозревать, что ничего, на самом деле, у меня не получилось. Я так и не смог вернуть то, что утратил однажды.

Женщина в электричке, продавец в киоске, таксист, люди, шагающие мимо умирающего человека, и не стремящиеся ему помочь… Даже Филька не обрадовался моему приходу! Я попал в пустой мир. В нем люди даже не здороваются друг с другом, потому что никто никому не желает здравствия. Я не понимал, что именно здесь было не так. Отсутствие любви? Сострадания? Или, может быть, отсутствие души?

— Где Юля?

— В саду. Где ей еще быть? Ты от вопроса не уходи. Где работать намерен?

— Она такая же?

— Какая такая? — раздраженно рявкнула Маша.

— Уходи, — я уставился в потолок, не желая больше ни говорить с ней, ни видеть ее.

— Нет уж, ты мне ответь…

— Пошла вон! — сквозь зубы процедил я, сжимая кулаки.

Она поднялась и немного постояла надо мной, будто размышляя над чем-то. Затем развернулась и, громко цокая высокими каблуками, пошла к двери. Уже в проеме обернулась и небрежно бросила:

— Пса я усыпила. Слишком дорого обходилось содержание. На одну зарплату не потянем.

Хлопнула дверь. Еще несколько мгновений я держал себя в руках, а дав волю чувствам, с диким ревом приложился кулаком по прикроватной тумбочке. На пол со звоном посыпались пузырьки с лекарствами.

Глава 4 Я вас любил…

В палате воцарилась тишина. Я глубоко вздохнул, стараясь успокоиться, взять себя в руки и с удивлением отметил, что не испытываю того испепеляющего чувства очередной утраты, которое пережил в тот вечер, первого ноября две тысячи восьмого. Сейчас, лежа в больничной койке под капельницей с антибиотиками, я четко отдавал себе отчет в том, что не смог вернуть навсегда утраченных людей, но, в то же время, ощутил совсем уж неуместное чувство — чувство умиротворения. С первого дня пребывания в этом чужом мире я ощущал, что с ним что-то не так, но усердно старался закрывать на это глаза, не придавал большого значения. Куда как важнее было то, что жена и дочь снова со мной, снова живы. Но как бы я ни старался избавиться от этого назойливого ощущения, оно все равно зудело где-то в глубинах рассудка. А теперь все встало на свои места и стало легче…

Мои размышления прервала вошедшая в палату медсестра-практикантка. Довольно миловидная особа, которая несколько минут назад ставила мне капельницу. Она убрала осколки битых пузырьков, подала мне термометр, попросила измерить температуру и собиралась уйти, но я ее окликнул:

— Простите, вы не могли бы уделить мне несколько минут?

— Что-то случилось?

— Нет, все нормально. Просто я хотел бы задать вам один деликатный вопрос.

Она удивленно вскинула брови и с интересом посмотрела на меня.

— Скажите, если бы я сказал, что люблю вас, что бы вы обо мне подумали?

Ее красивые брови подскочили еще выше, округляя и без того большие глаза, она улыбнулась:

— Не поняла… Это угроза?

— Ну, почему же угроза? Совсем не угроза…

Но она перебила:

— Семенов, вы только что сказали, что убьете меня и говорите, что не угрожаете?

— Да не убью я, господи! Люблю!

Девушка нахмурилась, пытаясь переварить мой вопрос:

— Не знаю о чем вы, Семенов, но думаю, вам нужно отдохнуть… — она развернулась и собралась уходить, давая понять, что разговор окончен, но я снова окликнул:

— Да не уставший я! Выслушайте, прошу вас.

Она остановилась, откидывая голову назад и глубоко вздохнув, снова обернулась в мою сторону:

— Вам скучно, Семенов? Я здесь не для развлечений, между прочим. Мне работать надо.

— Да я много времени не отниму. Честно. Ответьте. Что подумали бы обо мне?

— Подумала бы, что вы сумасшедший.

— Почему?

— Что значит ваше «почему»? Вы хотите, чтобы я вам прочла лекцию о нерациональном поведении? Я бы поставила вам диагноз «СПС».

— Это еще что такое?

— Не прикидывайтесь, Семенов. У вас плохо получается.

— Нет, серьезно. Что такое «СПС»?

— Синдром повышенной сензитивности. Психическое расстройство такое. Еще вопросы есть? Или, может быть, вам романтическое свидание устроить?

— Нет, спасибо. У меня последний вопрос: если бы вы от кого-нибудь узнали, что где-то умирает ребенок, нуждающийся в немедленной пересадке… — я ненадолго задумался, подбирая варианты — Да что там в пересадке… Хотя бы в переливании крови, а у вас была бы, как раз, нужная группа, как бы вы в этой ситуации поступили?

— Это зависело бы от многих факторов… — задумчиво проговорила она, начиная, наконец, проявлять интерес к разговору, — Думаю, вышла бы на его родителей.

Во мне затеплилась надежда, и я приподнялся с подушки, опираясь на локоть:

— Так! И…? — заставляя развивать мысль, спросил я.