Омут памяти

У всех революций и контрреволюций немало схожих черт, но каждая из них неповторима, имеет свою судьбу, свои последствия и уроки, свои взлеты и падения, свою гордость и свой стыд. У любой претензии на историческую правду, за которой стоят конкретные интересы, всегда много противников, исказителей, недоброжелателей, если хотите, завистников. Одних она не устраивает экономически, других — мировоззренчески, для третьих служит всего лишь средством спекулятивного самоутверждения.

Так было и с Февральской революцией, которую растоптали октябрьские контрреволюционеры. Исторические события 1985–1991 годов возродили исключительный шанс укоренить Перестройку в контексте общего демократического движения. Возвращение к идеологии демократической республики Февраля давало возможность значительно укрепить нравственные основы реформаторства. Но Перестройка не выдержала проверку Февральской революцией, не смогла вовремя опереться на ее идеи и ценности.

Конечно, крупный общественно-политический маневр нельзя было совершить в самые первые годы Перестройки, поскольку во властных структурах продолжал господствовать политический и экономический обскурантизм. Да и реформаторы еще не были готовы к крутому повороту. Когда в СССР утвердилась президентская власть, появилась полная возможность перейти с октябрьской на февральскую почву. Но этого не случилось.

Понятно, что Февральская революция случилась не враз. Строй мучительно распадался. Дворянство вырождалось. Поднимающиеся промышленники не знали удержу в жадности, демонстрируя историческую безответственность. Попытки Столыпина, как я уже писал, изменить вектор движения не были доведены до конца. Да и сам Столыпин со своими реформами как бы выскочил из времени.

Страна была унижена поражением в русско-японской войне и позорными провалами — в Первой мировой. Бездарное ведение войны оскорбляло достоинство народа. Высшая власть была пронизана коррупцией. Самодержавие боялось всех, металось из стороны в сторону.

Все ждали бури и получили ее.

Я не хочу останавливаться на хронологии событий, хотя многие из них весьма поучительны и весьма актуальны. Революция была бескровной, император отрекся от престола добровольно, продемонстрировав свое безволие. Царское правительство пало от первого толчка. Власть перешла к Временному правительству. Предполагалось созвать Учредительное собрание, которое бы и определило будущее России.

Подлинного характера событий не дано было понять и политическим лидерам России того времени. Для большинства интеллигенции, умеренных демократов революция стала полнейшей неожиданностью. Многие мечтали лишь о такой революции, которая, поколебав устои царизма, привела бы к созданию конституционной монархии. Ждали демократических свобод за счет ограничения власти царя, но не полного краха самодержавия. Сам лозунг «Долой самодержавие!» для многих политических партий был лишь бойким лозунгом, а не практической задачей дня.

Меньше всего ожидали революционных действий с таким исходом политические лидеры в эмиграции, в первую очередь социалисты. Революция оказалась внезапностью даже для крайних радикалов и авантюристов от революции из ленинского крыла. Выступая перед швейцарской молодежью, Ленин сказал, что он и другие «старики», пожалуй, не доживут до революции, он выразил сомнение в правдивости информации из России.

Но и тем левым политическим деятелям, которые своими глазами видели вздымающиеся волны протеста, все это казалось случайной вспышкой, обретенной на провал. Перед Февралем для обсуждения быстро меняющейся ситуации неоднократно собирались представители левых партий и групп. Когда на этих собраниях говорили о революции, то одни полагали, что ее приход надо ждать лет 30, другие — 50.

Доминировало представление, что Россия еще спит, что волнения еще не затронули глубин народной жизни и реальных интересов масс. С точки зрения марксистской догматики подобные рассуждения были правильными, поскольку исходили из ложного представления, что революцию совершают якобы массы, а не кучки безответственных авантюристов. И в России народные массы были ни при чем, все решалось в Петрограде.

Деятели либерального, буржуазно-демократического толка и парламентской ориентации не решались воспользоваться событиями, чтобы добиться радикальных политических реформ, и тем более не решались взять власть в свои руки.

Лично я убежден, что как раз беспомощность демократов и удобряла почву для диктатуры, создавала условия захвата власти или генералами, или какой-то радикальной политической группой. Активно формировалось и распространялось мнение, что без установления диктатуры неизбежна анархия. Действия и крайне левых, и крайне правых были направлены главным образом на то, чтобы, пользуясь недовольством масс и неорганизованностью демократии, в максимально короткие сроки захватить власть и установить «надлежащий порядок».