— Ты здесь, ты жива. Это все, что имеет для меня значение. Эта ночь — худшая в моей жизни. И, пожалуй, самая трансформационная и лучшая одновременно. Я так боялся потерять вас навсегда. И неважно, по каким причинам я вступил в брак, Мия. Все остальное было правдой. Каждый взгляд, каждый миг с тобой. Каждый поцелуй. Я сразу понял, словно в голове что-то щелкнуло… «это она». Начиная, с самого первого на том бале-маскараде…
Почему эти два странных слова из его уст звучат так искренне, красиво и проникновенно? И действуют на меня пленительнее, чем обычное «я люблю тебя»?
— Будь он проклят, — вырывается у меня.
— То, что произошло — хуже, чем заточение в стенах безумного дяди? С тех пор ты повзрослела, Мия. Ты стала удивительной женщиной, — маниакально и одержимо вдыхая мой запах, нашептывает Киан. — Ты будешь чудесной мамой, — его ладонь оглаживает мой живот, рождая внутри новые тепловые волны.
Мой муж явно наделен темной магией. И он конкретно шаманит прямо сейчас.
— Откуда в тебе такое желание иметь ребенка? — продолжаю упрямиться я. — Я думала, тебя это испугает. Ответственность и все-такое. Я думала, что ты не готов к детям…
— Нам всем нужен смысл, Мия. Даже когда жизнь — путешествие ради путешествия. Моя жизнь была скорее бегством и погоней, но я определенно приду к путешествию. Мы придем. И я давно понял, что только любимые люди наполняют мою мрачную жизнь смыслом. Теперь их целых три.
— Три?
— У меня есть сын, — слегка отстраняется от меня Киан.
Для меня эта новость — удар под дых.
— Ему десять лет, — муж на мгновение опускает взгляд. Медленно достает фотографию из внутреннего кармана пиджака.
Десять. Десять лет. У Киана и его жены родился сын…черт возьми, у них есть ребенок. Не знаю, что расстраивает меня сильнее — то, что он скрывал от меня этот важный факт или то, что мой малыш или малышка не будет для него первым. Черт, это так эгоистично. Но как есть.
Беру фотографию, вглядываясь в черты лица его сына. Они удивительно похожи. Такое чувство, что Киан показывает мне свою детскую фотографию. Даже дьявольский блеск в глазах унаследован от отца.
— Энтони держал меня на коротком поводке несколько лет. С Антеем я был в разлуке. Его воспитывала другая семья, а про меня была выдумана легенда, что я работаю военным и не могу его воспитывать, — никогда не видела Киана настолько откровенным и обнаженным душой, как сейчас.
— Долгое время я не понимал, как Морте может быть так жесток с кровным внуком, но все оказалось сложнее и запутаннее. Он меня шантажировал, а мне не хватало смелости ответить. Сохранность его жизни сильнее гордости и рисков. Я расскажу тебе эту долгую историю, Мия. И познакомлю вас с Антеем, если ты не против, — я вижу, как ему тяжело даются эти слова. Киан сосредоточенным взором оглядывает меня, пытаясь прочитать мои мысли и реакцию на подобную новость. Вижу, что его прямо-таки разрывает между двух огней.
Я понимаю. Он, безусловно, хочет, чтобы мы приняли друг друга.
Это будет целое испытание. И не потому, что я злая стерва, а его сын, возможно, окажется трудным ребенком. А потому что это действительно психологически тяжелая ситуация со всех сторон: сын подросток, и беременная мачеха в положении, старше него всего на одиннадцать лет. К тому же, Антей явно скучал по вниманию и присутствию в своей жизни отца. Любое излишнее внимание, которое Киан будет уделять мне, Антей будет воспринимать как вызов, чувствуя себя ненужным.
Во взгляде Киана и считываю примерно те же самые мысли, и сердце вновь обрастает тревогой.
— Мы со всем справимся, Мили.
— Не справимся, если все останется так, как прежде.
— Никакой мафии, — отрезает Киан. — Никакой больше семьи, кроме нашей.
Я горько смеюсь, меня душат слезы. Он же сам понимает, что так просто не может быть.
— Этот мир всегда будет нас преследовать. Все эти вендетты, омерты, прочие печати и безумные обеты. Всегда найдется правнук какого-нибудь сумасшедшего дедули с Сицилии, который решит отомстить тебе, через самых близких. Я смотрела фильмы про мафию. Там было такое, — с болью и сарказмом, замечаю я.
— Не будет никакого мстящего правнука, — с плохо скрываемой усмешкой, заявляет муж. — Я все устрою, — твердо обещает Киан.
— Я хочу тебе верить, Киан…но это так трудно. Разбитую вазу не вернешь в первоначальный вид, как и мое доверие.
— Возможно все. Ты же дочь человека, который придумал современный «философский камень», — напоминает Киан. — Хватит со мной спорить, моя птичка, — ладонь Киана ложится на мой затылок, обхватывая. Притягивает к своему лицу, жадно впиваясь в мои губы. Аппараты, измеряющие мой пульс, начинают учащенно пищать. Когда сильная ладонь Киана Морте начинает поглаживать мою талию, этот писк становится пугающе коротким и быстрым.
Но я уже ничего не слышу, ощущая, как его язык властно и пленительно скользит внутри моего рта. Сцепляется с моим, пока губы обхватывают, мнут и сжимают, лишая кислорода. Так приятно, так сладко. С моими гормонами творится какая-то хрень, если все воспринимается еще острее, чем до всех этих смертельных приключений.