Омар Хайям

В 1070 году влияние постоянно возрастающего могущества сельджуков распространилось до самой Аравии, где правитель Мекки отказался от ориентации на египетских халифов. Через шесть лет один из туркменских вождей, Атсез, захватил Дамаск. Его же выступление уже непосредственно против Египта было отбито Фатимидами, однако и попытка последних вновь отвоевать Дамаск тоже не увенчалась успехом.

Большое внимание Малик-шах уделял и своим восточным границам. В 1089 году он начал поход против Караханидов, воспользовавшись как предлогом жалобами на несправедливость и жестокость сына Шаме аль- Мулька — Ахмед-хана, незадолго до этого вступившего на престол. Малик-шах без труда взял Бухару и Самарканд. Ахмед-хан, который укрылся в маленькой крепости, был вынужден сдаться и затем был отправлен в Исфахан. Султан добрался до владений кашгарского хана, который согласился признать свою зависимость от Сельджукидов, выбивать имя султана на монетах и поминать его в молитвах в мечетях.

К началу 90-х годов границы империи Сельджукидов достигли Средиземного и Мраморного морей на западе и Кашгара на востоке, Аральского моря, Главного Кавказского хребта и Черного моря на севере, Персидского залива и Сирийской пустыни на юге. И не было могущественнее государства в это время.

В прах и пыль превратились цари, короли —
Все, кто спрятан в бездонное лоно Земли.
Видно, очень хмельным их вином опоили,
Чтоб до Судного дня они встать не смогли.

Двести лет проживешь — или тысячу лет,
Все равно попадешь муравьям на обед.
В шелк одет или в жалкие тряпки одет,
Падишах или пьяница — разницы нет!

Как «султаны ислама» потомки Сельджука были еще более ревностными защитниками правоверия, чем Караханиды. Они были фанатичными приверженцами не только ислама, но и его ханифитского толка. При Тогрул-беке шафииты подвергались ожесточенному преследованию, в том числе в связи с тем, что ими был создан калам. Ведь для ханифитов даже попытки осторожного аллегорического истолкования Корана со стороны мутакаллимов воспринимались в тот период как еретические.

Даже Алп-Арслан, при котором преследования шафиитов прекратились, был ревностным ханифитом, ненавидел шафиитов и часто жалел о том, что ему приходилось пользоваться услугами шафиитского визиря. Низам аль-Мульк писал: «Счастливый султан (Алп-Арслан. — Ш. С., К. С.) был так крепок и тверд в своем мазхабе, что много раз срывалось с его языка: «О, какая жалость! Если бы мой визирь не был шафи-итом!» Он был тверд в правлении, внушал трепет, и я постоянно из-за того, что он был ревностен к своей вере и шафиитское вероисповедание считал за недостаток, его опасался…»

При Малик-шахе ситуация в отношениях между мазхабами изменилась. Могущественный визирь добился своего: оба толка были уравнены в правах, и в основных сферах социальной жизни распри и междоусобицы между ними формально прекратились. Казалось, наступило время разумной веротерпимости, которой XI век как раз не очень отличался. Возрастало значение мутакаллимов, особенно в сети мусульманских теологических учреждений, созданных Низам аль-Мульком. Укреплялось социальное и политическое положение суфиев. В правление султана Малик-шаха ежегодно из государственной казны выдавалось факихам, суфиям, хафизам Корана (лицам, знающим священную книгу наизусть) триста тысяч динаров.

Характерен такой пример. Связь между сельджукским двором и ханакой потомков известного суфия Абу Саида Мейхенского была столь прочной, а богатство и влияние шейха настолько велико, что биограф Абу Саида с гордостью писал: «Раис, сборщик податей (амил. — Ш. С., К. С.), правитель (шихне. — Ш. С., К. С.) и каждый, кто в той области мог делать какое-нибудь дело, не мог его делать иначе, как с согласия потомков шейха. Если кто-нибудь делал кому-нибудь притеснение в той области, то как только руководитель и пир потомков шейха писал, что такому-то не следует быть в Хаберане, и эту бумагу какой-нибудь дервиш отвозил в лагерь султана, тотчас же докладывали султану и писали грамоту об отставке этого человека».

Султаны сунны Алп-Арслан и Малик-шах подчеркнуто выражали почтение могилам шиитских имамов. Малик-шах молился, например, в святынях Кума, Неджефа и Кербелы.

Однако ортодоксальные клерикальные слои не желали мириться с ролью «одного из равных» и готовились к открытой схватке, поджидая удобного стечения социальных и политических обстоятельств.