«Ученые утверждают, что полагаться можно только на положения логики, заключения рассудка. Ведь именно они являются такими принципами, как наши высказывания: «Десять более пяти», «Отрицание и утверждение по отношению к одной и той же вещи несовместимы», «Одна и та же вещь не может быть одновременно сотворенной и извечной, не существующей и существующей, необходимой и невозможной». Но мы можем задать вопрос такому ученому: не может ли быть так, что за постигающей способностью разума имеется «другой судья» в человеке, готовый появиться и опровергнуть его так же, как это сделал сам разум, когда он появился и опроверг данные и решения чувств? Ведь если подобная постигающая способность еще не проявляла себя, то это отнюдь не доказывает невозможности ее существования вообще. Почему бы действительно нам не предположить, что за рациональным познанием имеется такая ступень познания, на которой раскрывается некое внутреннее око человека, дающее возможность постигнуть особые объекты и особые свойства, недоступные для разума так же, как постижение цветов недоступно для слуха, а постижение звуков — для зрения?»
Хайям задумался:
«Дело не в том, что логика неверна и несовершенна. Опасно самомнение, соединенное с логикой. А ведь глубинное самомнение кроется в каждом факте человеческого существования. Соединение рационального мышления с внутренним самомнением рождает одну из наиболее изощренных форм фанатизма. У всего есть свой предел. И того, кто рьяно бросается выкопать глубокий колодец одним лишь кухонным ножом, можно назвать и храбрецом — все зависит от обстоятельств. Но если он не видит лопаты — то не глупец ли он?»
Ученики терпеливо ждали. Наконец Омар Хайям заговорил:
— Я приведу вам пример. Каждый из вас видел сны. Но разве о сновидениях своих вы не думаете ночью в своих снах как о чем-то непреходящем и устойчивом? Разве вы, будучи в состоянии сна, подвергаете их каким-нибудь сомнениям? А затем, проснувшись, разве вы не убеждаетесь в безосновательности и незначительности для бодрственной жизни всего того, что пригрезилось и во что вы поверили во сне? Хотя для вашего сна эти видения могут обладать определенной логикой.
Один из учеников поднял руку. Хайям кивнул.
— Учитель, — робко проговорил юноша, — но ведь мы знаем при этом, что логика во сне — нечто эфемерное.
— Не уверен. Вы можете сказать, например, что поедание хлеба во сне не делает вас сытыми в бодрственном состоянии, — отсюда должен следовать вывод, что еда во сне эфемерна с точки зрения логики. Однако ведь и еда в бодрственном состоянии, в свою очередь, не сделает вас сытым во сне. И тем не менее почему же некоторые ученые думают, что всякая вещь, определенная и познанная логикой, является истиной по отношению к его состоянию? Ведь у него может появиться и такое состояние, которое будет относиться к яви так же, как явь — к сновидению, и явь при этом будет перед ней не более как сновидение? Возможно, что это и есть то самое состояние, о котором, как о присущем им, говорят суфии, когда, углубившись в себя и отрешившись от чувств, становятся, по их убеждению, очевидцами таких ситуаций, которые никак не могут быть приведены в согласие с показаниями разума.
…Вечером того же дня Омар Хайям вышел из дома и направился к холмам. Все чаще ему хотелось побыть совершенно одному, особенно на закате солнца, когда, чуть прищурившись, он пытался поймать его теплые лучи.
Осторожно ступая по тропинке, он обдумывал тему сегодняшней лекции. И вдруг нахлынули на него мысли вперемежку с воспоминаниями. Те, которые однажды он уже изложил на бумаге:
«Трагедия идущего по пути истинного познания заключается в том, что рано или поздно он встречается с огромным и непосильным препятствием — осознанием величайшего, нескончаемого многообразия миров, созданных и создаваемых постоянно Всевышним Аллахом. И если он честен, то должен в этом признаться: только логика, рационалистическое мышление и естественно-научные постулаты бессильны, чтобы проникнуть в эти миры, величие которых в их беспредельной тайне.