Омар Хайям

Один из ключевых принципов творческого человеческого мышления — осознание парадоксальности мира и места мышления в мире. В этом контексте диалектика — это своего рода выпуклая логика парадоксов. В то же время достаточно забавным аспектом творческого человеческого мышления является его отношение к парадоксу. Ведь креативное мышление ничего так не желает, как осмыслить то, что невозможно осмыслить. Например, бесконечность времени. Цивилизации и культуры в определенном отношении движутся одной целью — стремлением, желанием победить время. И разве это не парадокс — человек, конечное существо, стремится обуздать время, «которое никого не любит и никого не ненавидит; время уносит всех».

Но некоторые люди ухитряются порой это сделать! Не случайно ведь, пожалуй, самыми великими и могущественными считались во все времена религиозные пророки. Пророки, возвысившись над суетным потоком времени, заглянув за горизонт человеческой ограниченности, несли Весть, обращение Всевышнего о том, что надвременно, что должно, что неизбежно. И вот тогда-то и вспыхивала вдруг возможность победы над профаническим восприятием времени: ведь людям нужна вера, что они не случайно вчера появились на свет и что не случайно сегодня или завтра они увидят свой последний закат солнца.

Но время от времени появлялись в истории люди, чья главная задача заключалась в авторитетном подтверждении иллюзии, на которой, по сути, зиждется обычная человеческая жизнь: завтрашний день — это всего лишь продолжение сегодняшнего, послезавтра тоже не принесет принципиальных перемен, поскольку родится именно завтра, и т. д.

Прежде чем переходить к анализу мироощущения Омара Хайяма, мы должны согласиться, что оно отражено не только в его философских и естественно-научных произведениях, но и в его рубайяте. Красота его филигранно отделанных четверостиший, глубина мысли, связанность основных тем в рубайяте позволяют сделать предположение, что рубаи, особенно в последний период жизни Хайяма, были для него не просто отдыхом. Они стали и специфическим средством выражения его мятущегося парадоксального духа, который не мог быть адекватно выражен ни в форме математических построений, ни даже в виде философских размышлений. Вероятно, только поэтические строки, как и изысканная музыкальная ритмика, способны выразить достаточно полно звучание струн творческого человеческого духа. И когда Хайям писал: «Тайны мира, как я записал их в тетрадь, головы не сносить, коль другим рассказать» — не имел ли он в виду какую-то запись избранных своих рубаи, не дошедшую до нас?

Причем Омар Хайям не только создавал новые четверостишия, но и, возможно, возвращался к тем, которые написал ранее. Если согласиться с этой вполне вероятной точкой зрения, то тогда могут быть понятны и вполне, таким образом, объяснимы возможные варианты рубаи, дошедших до нашего времени в различных рукописях.

Одна из центральных, на первый взгляд, тем в рубайяте — тема вина. Причем она появляется в сочетании с самыми различными проблемами и мыслями. Мы уже говорили, что только предельно ограниченное обывательское мышление материалиста способно сделать вывод, что такого рода рубаи — гимн бездумному и бессмысленному пьянству. Рубаи Хайяма включают в себя две символические интерпретации темы вина. Они иногда, в том или ином четверостишии, гармонически соединяются друг с другом. Порой же, для правильного понимания внутренних смыслов рубаи, необходимо различать эти две интерпретации.

Во-первых, слова о вине у Хайяма следует интерпретировать как прямой вызов ортодоксальной духовной тирании, направленной против личности. Известный английский востоковед Дармстетер писал в своей книге о персидской поэзии: «Человек непосвященный сначала будет удивлен и немного скандализирован тем местом, какое вино занимало в персидской поэзии. Однако в ней нет ничего общего с нашим vandevires (вакхические песни XV века. — Ш. С., К. С.) и застольными песнями. Застольные песни Европы — песни пьяниц; в Персии же это — бунт против невежественных, высокомерных и лицемерных святош, против подавления человеческой природы и разума. Пьющий для поэта — символ освободившегося человека». Освободившегося от видимых и невидимых, внешних и внутренних, социальных, психологических пут. Для Хайяма вино — это не только символ бунта против невежественной ортодоксии. Тема вина, настойчиво повторяющаяся в различных комбинациях, служит вообще символом постоянного, перманентного освобождения человека, его индивидуальности, освобождения для обретения своей истинной ценности, тотальности.