Олимп

Мужчина помотал головой и попятился, замерев за шесть футов от края металлической платформы.

– Нет, нет и нет. Я не настолько свихнулся.

– Как пожелаешь, но ты отвергаешь единственный путь обрести мудрость, – возразила спутница. – Жидкость – это проводящая среда, способная передать содержание миллиона томов, собранных в Тадже. Здесь знания, без которых не обойтись, если ты собираешься стать нашим Прометеем в битве против Сетебоса и его злого племени. Если хочешь сделаться наставником вашего народа. И если желаешь спасти свою любимую Аду.

– Да, но там вода… или как её… Десять футов, если не глубже. А я плаваю как топор… – начал Харман.

Внезапно, хотя мужчина не слышал шагов по металлическим ступеням, рядом на площадке возник Ариэль. Маленькое полупрозрачное существо держало в руках некий тяжёлый предмет, обернутый в подобие красной туринской пелены.

– О, милый Ариэль! – воскликнула женщина голосом, звенящим от восторга и обожания, какого Харман ещё ни разу не слышал ни от неё, ни от Сейви за время их близкого знакомства.

– Привет тебе, Миранда, – промолвил дух и, развернув алую ткань, преподнёс Мойре древнее музыкальное орудие со струнами.

«Старомодные» люди умели петь, но владели лишь несколькими видами инструментов, не говоря уже о том, чтобы делать их.

– Гитара! – Женщина-"пост" приняла диковину из рук мерцающего существа и длинными пальцами провела по струнам.

Раздавшиеся ноты напомнили Харману певучий голос Ариэля.

Дух низко поклонился и учтиво изрёк:

Мы
С гитарой – верные рабы
Твои – и музыки волшебной.
Прими же ты сей дар смиренный
И дай гармонии урок,
Какого мир явить не смог,
Чтоб духу радостно воспрять,
Чтоб счастье вспыхнуло опять
И солнцем пламенным взошло
И сладкой болью обожгло.
Твой принц, твой Фердинанд изволил
(А бедный Ариэль исполнил)
Принесть сей молчаливый знак
Того, что блекнет на словах.[51]

Мойра отложила ещё не умолкнувший инструмент, наклонилась к существу и поцеловала его в зеленоватый мерцающий лоб.

– Благодарю, мой друг, порой слуга, но никогда не раб. Как поживал мой Ариэль с того дня, когда я крепко уснула? И дух промолвил:

Слезы льёт луна-колдунья
В ожиданьи новолунья,
Но поверь, что Ариэль
Тосковал ещё сильней.
Ты вернулась – я с тобой,
Словно ангел за спиной.
Скажи – на крыльях вознесу,
От бурь и горестей спасу.

Мойра коснулась его щеки, перевела взор на Хармана, потом обратно – на призрачную аватару земной биосферы.

– Похоже, вы уже знакомы?

– Встречались, – проронил мужчина.

– Что было с миром, Ариэль, с тех пор как я покинула его? – спросила дама, опять отвернувшись от человека. И призрак отвечал:

Мир менялся, как река
Морщит гладь от ветерка.
Только испокон веков
Я тебе служить готов.

И уже не столь официально, словно завершая некий торжественный ритуал, прибавил:

– А ты, моя леди, как ты чувствуешь себя, заново родившись в нашем мире?

Видимо, настала очередь Мойры изъясняться размеренным, церемонным тоном, какого Харман ни разу не слышал от Сейви:

Заброшенный, печальный этот храм —
Все, что оставила война титанов
С мятежными богами. Этот древний
Колосс, чей лик суровый искажен
Морщинами с тех пор, как он низвергнут, —
Просперо изваянье; я – Миранда,
Последняя богиня этих мест,
Где ныне лишь печаль и запустенье…[52]

К ужасу Хармана, женшина-"пост" и воплощённая биосфера, не имеющая ничего общего с людьми, без стеснения разрыдались.

Ариэль с учтивым поклоном отступил на шаг и, плавно указав рукой на человека, молвил:

– А сей кратковечный доставлен в хрустальный чертог, разумеется, для наказания?

– Нет, – сказала Мойра. – Скорее в образовательных целях.

59

Детёныш Сетебоса вылупился в первую ночь после возвращения колонистов обратно в Ардис-холл.