Олимп

Даже при довольно нежном ускорении «Королева Мэб» собирается разгоняться достаточно резво, достаточно долго, а потом достаточно быстро сбавить ход, чтобы достичь Земли чуть более чем за тридцать три стандартных дня.

Манмут с утра занимается тем, что проверяет системы «Смуглой леди». Подлодку не просто уютно разместили в одном из трюмов корабля: её соединили с лебёдками, двигателями, а также вантами для спуска в атмосферу через месяц или около того, вот маленький европеец и хочет убедиться, что интерфейсы и контроллеры для этих новых устройств исправно работают. Разделённые двенадцатью палубами Манмут и Орфу болтают по личному лучу, порознь наблюдая при помощи корабельного видео и линии передачи данных радиолокации за тем, как Марс проваливается всё дальше вниз. Камеры хвостового обзора требуют замысловатых компьютеризированных фильтров: иначе ничего не рассмотреть сквозь практически беспрерывные вспышки «импульсных единиц». Иониец хотя и не воспринимает видимый спектр, следит за удалением красной планеты посредством радиолокаторов.

– Как-то неловко себя чувствуешь, покидая Марс после всех передряг, которые мы вытерпели, чтобы попасть сюда, – замечает европеец по личному лучу.

– Действительно, – соглашается глубоковакуумный моравек. – Особенно теперь, когда боги так яростно сражаются друг с другом.

Дабы подчеркнуть свою мысль, он увеличивает масштаб изображения улетающей вниз планеты на дисплее товарища, наводя резкость на ледяные склоны и зелёную вершину Олимпа. Гигантский краб воспринимает лишь колонки инфракрасных данных, но Манмут отлично всё видит. Повсюду яркие всполохи, а знаменитая кальдера, сутки назад представлявшая собой голубое озеро, горит в тепловом спектре жёлтым и алым: видимо, снова наполнена раскалённой лавой.

– Астиг-Че, Ретроград Синопессен, Чо Ли, генерал Бех бин Адее и прочие первичные интеграторы показались мне здорово напуганными, – передаёт Манмут по личной связи, продолжая обследовать энергосистемы своей подлодки. – На меня их разъяснения по поводу неправильной марсианской гравитации тоже нагнали страха. Жутко даже подумать, кто бы мог поменять её до земного уровня.

С самого начала полёта друзьям в первый раз выпала возможность пообщаться без лишних свидетелей, и маленький европеец рад поделиться своими тревогами.

– Merde[28], и это ещё верхушка чёртова айсберга, – откликнулся Орфу.

– Ты о чём?

У Манмута вдруг холодеют органические части тела.

– А, ну да, – громыхает краб. – Ты всё время сновал между Илионом и Марсом, некогда было послушать о новых открытиях Комиссии первичных интеграторов, верно?

– Выкладывай.

– Лучше тебе не знать, приятель.

– Заткнись и давай… Ну, ты меня понял. Рассказывай. Орфу вздыхает, издав при этом такой странный звук, словно все тысяча тридцать футов корабля разом сдулись.

– Первым делом, дело в терраформации…

– Ну?

За долгие недели странствий по Красной планете на «Смуглой леди», фелюге и воздушном шаре маленький моравек свыкся с лазурным небосводом, синим морем, лишайником, деревьями, даже с избытком кислорода.

– Каких-то полтора столетия назад ни воды, ни воздуха, ни жизни на Марсе не было, – произносит иониец.

– Я знаю. Во время того первого совещания на Европе, стандартный год назад, Астиг-Че говорил об этом. Послушать его, получалось: почти невозможно, чтобы планета переменилась так быстро. И что же?

– А то, что это и впрямь невозможно, – рокочет краб. – Пока ты чесал языком с ахейцами и троянцами, наши учёные – представители Пояса и Пяти Лун – изучали терраформированный Марс. Магия тут вообще-то ни при чём… Какое-то количество астероидов было использовано, чтобы растопить ледниковый покров и высвободить углекислый газ, ещё часть пошла на бомбардировку гигантских запасов подземных вод, пробила кору планеты, так что по прошествии миллионов лет молекулы «аш-два-о» впервые вырвались наружу, потом кто-то завёз лишайники, водоросли и земляных червей, дабы подготовить почву к появлению более крупных растений, и всё это могло произойти лишь после того, как марсианская атмосфера сгустилась вдесятеро.

Манмут прекращает барабанить пальцами по экрану компьютера и отключается от виртуальных портов; схемы и изображения подлодки, а также соединённых с ней устройств тускнеют и гаснут.

– Это же значит… – нерешительно начинает он.

– Ага. На преображение планеты в её сегодняшнее состояние ушло почти восемь стандартных тысячелетий.

– Но… Но…

Маленький европеец беспомощно заикается и ничего не может с этим поделать. Астиг-Че показывал им астрономические снимки прежнего Марса – холодного, безжизненного, безвоздущного Марса, сделанные с Юпитера и Сатурна не далее чем полтора стандартных века назад. Да что там – только три тысячи лет миновало с тех пор, как человечество послало во Внешнюю Систему первых моравеков! Тогда Марс точно не был терраформирован: если не считать нескольких китайских колоний под куполами на Фобосе и на поверхности планеты, она выглядела так же, как на снимках, сделанных камерами земных спутников не то в двадцатом, не то в двадцать первом столетии, что-то около того.