Олимп

Приблизительно в полусотне ярдов по правую руку от главного дома, на выступе, нависающем над скалой, вздымаются подобно каменному обрубку останки маленькой заброшенной крепости. Сам особняк, или Одиссеев дворец, возведен из дерева и камня поновее, но главные двери – кстати, они распахнуты, – составлены из пары древних обтесанных плит. Пол террасы аккуратно выложен дорогой терракотовой плиткой (здесь явно поработали лучшие ремесленники и каменщики), хотя и давно не видел метлы. Стены расписаны яркими красками. Белые колонны у входа перевиты рисованными лозами, на которых распевают сказочные пташки, однако вокруг достаточно и настоящего винограда, манящего живых птиц: в гуще спутанной листвы виднеется по меньшей мере одно гнездо. В тенистом преддверии за воротами, которые почему-то оставили настежь, мерцают на стенах сочные фрески.

Ахиллес шагает вперед, но Гефест хватает его за локоть:

– Осторожнее, сын Пелея. Там силовое поле.

– Не вижу.

– И не увидишь, пока не войдешь. Любой другой отдал бы концы, да и тебя, быстроногий мужеубийца, с твоим, как выразилась Никта, уникальным коэффициентом вероятности, ощутимо пнет под зад. Мои приборы намеряли свыше двухсот тысяч вольт, мало не покажется. Ну-ка отойди.

Бородатый карлик возится с коробочками и похожими на штопоры железками, висящими на кожаных нагрудных ремнях, вращает крохотные диски, применяет короткий жезл с зажимом типа «крокодил», чтобы закрепить на краю невидимого поля нечто вроде металлического дохлого хорька, затем соединяет разноцветными проводами четыре ромбоидных устройства и нажимает медную кнопку.

– Ну вот, – говорит бог огня. – Поле снято.

– За это и люблю верховных жрецов, – замечает Ахилл. – Пальцем о палец не ударят, а похвальбы-то…

– Показал бы я тебе «пальцем о палец», – ворчит Гефест. – Узнаю руку Геры, а машинки, кстати, – мои.

– Ну, тогда спасибо, – роняет Пелид и бодро проходит под каменной аркой в переднюю Одиссеева жилища.

Внезапно слышится грозный рык, и прямо из тени на человека бросается темный зверь.

В руке ахейца сверкает меч, но пес уже рухнул на пыльные плиты.

– Это Аргус, – говорит Ахиллес, поглаживая голову поверженного, тяжело дышащего животного. – Одиссей натаскивал его малым щенком десять лет назад, но уплыл к берегам Трои, не успев поохотиться с любимцем на кабана или лесного оленя. В отсутствие хозяина о псе должен был заботиться Телемах, отпрыск нашего хитроумного друга.

– Что ж, последние недели об этой твари никто не заботился, – произносит хромой Кузнец. – Сейчас издохнет от голода, бедолага.

И это правда; несчастный Аргус не в силах даже поднять морду и только следит огромными умоляющими глазами за рукой героя, что ласково треплет его по загривку. Шкура пса, потерявшая здоровый лоск, обвисла на выпирающих ребрах, точно изношенный парус на остове корабля.

– Не смог одолеть защитное поле Геры, – бормочет под нос Ахилл. – А здесь, готов поспорить, и есть-то нечего. Хорошо, если воды хватало в лужах и дождевых желобах.

Он достает из маленького мешка на поясе несколько хлебцев, позаимствованных в доме Гефеста, и предлагает парочку Аргусу. Тот через силу жует угощение. Оставив собаке еще три хлебца, грек поднимается на ноги.

– Здесь даже трупов нет, – подает голос калека. – По всей Земле, кроме Илиона, люди растворились, словно туман поутру, будь он неладен.

– Куда они подевались? – набрасывается быстроногий на хромоногого. – Что вы, бессмертные, с ними сотворили?

Ремесленник вскидывает ладони кверху:

– Слушай, сын Пелея, это не наших рук дело. Даже не великого Зевса. Планету опустошила иная, неведомая нам сила. Мы, олимпийцы, нуждаемся в поклонении. Когда никто не раболепствует, не возводит алтарей и не приносит жертв, разве это жизнь? С таким же успехом Нарцисс – а уж я-то с ним на короткой ноге – мог бы маяться в мире без единого зеркала. Нет, мы тут ни при чем.

– Думаешь, я поверю, что, кроме вас, есть и другие боги? – осведомляется Ахиллес.

– А как же, – отзывается бородатый карлик. – На больших блохах водятся блохи поменьше, но и по тем скачут свои насекомые, а те имеют собственных паразитов, и так далее, до бесконечности, что-то в этом роде.

– Умолкни, – обрывает его Пелид и, на прощание погладив повеселевшую собаку, поворачивается к богу спиной.

Минуя переднюю, путники вступают в главную комнату – или тронный зал, если на то пошло. В этих стенах много лет назад Одиссей с Пенелопой принимали в гостях Ахилла. Сын хитроумного героя Телемах, тогда еще робкий шестилетний мальчонка, едва дорос до того, чтобы несмело кивнуть собравшимся мирмидонцам и быстро уйти вслед за кормилицей. Нынче тронный чертог совершенно пуст.

Гефест сверяется с показаниями какого-то прибора в коробочке, произносит:

– Сюда, – и ведет мужеубийцу по коридору с яркими фресками в длинное полутемное помещение.

Это зал для пиршеств, и главное место в нем занимает стол длиной тридцать футов.