Ольга Яковлева

Только они сошли с эскалатора, Ольга сразу увидела его. Тёмно-синяя форма, и золотые знаки на фуражке, и золотые пуговицы — всё это сверкало сквозь обычную метровскую пестроту прямо Ольге в глаза.

Он их ещё не видел. Стоял у никелированных перил и, сдерживая улыбку, искал, искал глазами. А субботний народ валом, валил!

Прямо над лётчиком висели большие часы с нервной электрической стрелкой — было уже без двадцати семь. А договаривались, между прочим, в половине! Но мама ни капельки не была этим смущена.

— Эй, Слава! Слава! Вот же мы! — крикнула она. Лётчик тотчас увидел их, тотчас посмотрел на Ольгу. Ольга тоже всё время смотрела на него. И всё время улыбалась, будто эту улыбку ей кто нарисовал.

Лётчик Вячеслав Петрович в это время шёл им навстречу сквозь толпу. Сильное течение не пускало его. Но всё-таки он пробивался к ним изо всех сил. Да, изо всех сил, но никого не толкая — вот что Ольга успела заметить.

— Ну здравствуйте! — сказал лётчик и улыбнулся маме. Потом наклонился к Ольге и легко, словно она ничего не весила, приподнял до своего лица. — Вот ты, значит, какая! Ольга!

И вдруг его лицо оказалось совсем близко от Ольгиного. Будто лётчик хотел получше её рассмотреть. Ольга на какое-то мгновение даже ткнулась носом в его щёку.

Щека у него была гладкая-гладкая и колючая одновременно. От крепкой красноватой кожи веяло чем-то очень свежим — то ли одеколоном, то ли облаками, мимо которых он пролетал каждый день.

Дальше она помнила всё кое-как, отрывками, словно это было во сне или очень давно. Она шла между лётчиком и мамой, держа их обоих за руки. Она сто раз видела, что так ходят ребята — маленькие и повзрослев. Но сама она никогда раньше так не ходила. Отца ведь у неё не было и бабушки не было. Одна мама.

Потом сквозь этот свой сон она увидела цирк. Он сиял среди всех уличных субботних огней, словно огромная серебряная шапка! Они остановились все трое и все, наверное, сказали про себя: «Вот это да!»

Они пошагали дальше, а слева и справа к ним подходили люди: «Нет лишнего билетика? Нет лишнего билетика?..» Ольга шла гордая и молчаливая, а мама и лётчик отвечали всем: «Нет, нет». Иногда они там, на высоте своего взрослого роста, перекидывались какими-то неразборчивыми словечками. Ольга не слушала их и не обижалась на то, что они разговаривают вдвоём. Они всё равно были вместе с нею…

Однажды она уже ходила в цирк. Но не в этот, а в старый. И давно. Всё позабылось. Только выплывали в памяти какие-то островки музыки и света.

И вот они сели, и простой свет погас, а загорелся волшебный, и в сто пушек загремел оркестр, и полетели, как резиновые, акробаты, поскакали кони, заметались в темноте, взмахивая ослепительными крыльями, факелы в руках жонглёра.

Здесь было всё! И учёные собаки и гимнастка, летящая под куполом, и знаменитый клоун — тот самый, что играл в кино.

В третьем отделении сцена вдруг провалилась, и потом из глубины откуда-то выплыла сказка про Хозяйку Медной горы. У неё в услужении, оказывается, были медведи (между прочим, в книжке про это ничего не говорится).

Медведи были светло-шоколадные, мягкие-мягкие на вид и такие чистенькие, словно синтетические. И уж чего только они не выделывали по приказу Данилы-мастера и Хозяйки!..

Но вот всё кончилось. Последний раз пропели серебряные трубы, потом волшебный свет погас и загорелся простой, обычный. Люди торопились поскорей пробраться к выходу, служители старательно и деловито подметали арену.

Праздник уплывал, уплывал в прошлое. А Ольга стояла на берегу и глядела ему вслед.

— Ну, пошли потихоньку, — сказала мама.

В зале было уже почти пусто. И билетёрши ходили между рядами, говоря тем, кто остался: «Собирайтесь, товарищи, собирайтесь. В раздевалке свободно».

— Да… — сказал лётчик медленно. — Да… Вот, значит, как… — Он тоже будто смотрел вслед уходящему празднику. — А я, знаете, всё-таки цирк больше всего люблю — больше кино и больше театра. Жалко, я циркачом не стал! Ей-богу, Настя!

Мама улыбнулась, пожала плечами. А Ольга удивлённо посмотрела на него. Лётчик заметил это и кивнул:

— Нет, правда, я клоуном хотел стать!

Ольга ещё больше удивилась. У него было лицо совсем не клоунское: глаза светло-карие, лоб с проведёнными на нём глубокими морщинами, волосы чёрные с кустиками седины. Нет, у него совсем не смешное было лицо, а серьёзное.

— А как же лётчиком? — спросила Ольга.

— Вот в том-то и дело! — . отозвался он серьёзно.

Из цирка они пошли не вслед за всей толпой, не к метро, а в другую улицу. Было пусто и не холодно. Улица абсолютно прямо уносилась далеко вперёд. Ольга видела, как за много кварталов отсюда дружно перемигиваются светофоры.

— Мы куда? — спросила мама.

— Да просто гуляем, — откликнулся лётчик. — А потом таксишку возьмём и домой поедем. Согласны?..

Они с мамой никогда так вдвоём не гуляли — по вечерним улицам. А вот сейчас…