Ольга

– А вот и яичница, – весело сказал Петр Степанович и поставил перед Машей тарелку с аппетитной глазуньей из трех яиц. – Налетай.

Маша взяла вилку и внезапно почувствовала, как сильно она проголодалась.

– А как у тебя дела? Ты счастлива, Маша Прохорова? – спросил Соколов молодую женщину, после того как она покончила с яичницей и потянулась за чашкой с чаем.

– Помните, Петр Степанович, в госпитале вы как-то сказали мне: «Чтобы быть счастливой, одной твоей любви недостаточно. Ты захочешь не только любить, но и быть любимой». Вы даже не представляете себе, насколько были правы, – произнесла Маша так скорбно, точно жизнь для нее была ничто иное, как жестокое наказание, к которому ее приговорили за тяжкие грехи.

IV

Красивое мужественное лицо Генриха Дитриха было мрачным и суровым. Из его памяти никак не выходили слова его бывшего полкового командира. С каким удовольствием он придушил бы его… Но, похоже, Вендлер все предусмотрел в своей игре, так как недвусмысленно предупредил его: «Если ты, Генрих, выкинешь какой-нибудь фортель против меня или моих планов, то никогда больше не увидишь свою невесту. Мои люди постоянно ведут наблюдение за твоим домом, и им достаточно одного моего слова, чтобы девушка исчезла навсегда. Это преданные мне люди, и, кроме того, они начисто лишены таких человеческих черт, как жалость и сострадание, и не мне тебе рассказывать, что будет с твоей невестой, если она попадет к ним в руки».

– Сволочь! – сквозь зубы процедил Генрих и со злостью бросил недокуренную сигарету в пепельницу.

В этот момент дверь в его кабинет открылась и на пороге появилась секретарша.

– Господин Дитрих, вам звонит некто Ганс Вольф. Он утверждает, что вы будете рады его звонку.

– Сайда! – с раздражением произнес Генрих. – Я занят и прошу меня ни с кем не соединять. Сколько раз тебе это повторять?

– Да, господин Дитрих, я все поняла. Извините меня, – секретарша плотно сжала губы, явно недовольная тем, каким тоном шеф напомнил ей о ее обязанностях.

По ее мнению, в последнее время господин Дитрих сильно изменился. Его все раздражало и злило, и он не пытался даже скрыть это. Кроме того, время от времени он повышал голос на секретаршу, а это очень обижало ее. Сайда никогда не заискивала перед начальством. Она знала себе цену. И будь на месте господина Дитриха ее бывший начальник или кто иной, она не позволила бы ему так с собой разговаривать. Но с господином Дитрихом все было иначе. Он был ей симпатичен и вместе с тем она побаивалась его. За те годы, что Сайда проработала под его началом, она хорошо изучила его характер и знала, как и в какой ситуации вести себя с ним. И если шеф был в плохом настроении, то старалась не перечить ему и со всем соглашаться. Это отрезвляло господина Дитриха быстрее, чем любой ее упрек или замечание по поводу его несдержанного поведения. Вот и сейчас, видя, как по лицу секретарши пробежала тень недовольства, Генрих смущенно поморщил лоб и, извинившись, переспросил, как фамилия господина, который хотел с ним поговорить по телефону.

– Ганс Вольф, – секретарша склонила голову.

– Ганс Вольф… – задумчиво повторил Генрих. – Черт! – через минуту, просияв, воскликнул Генрих. – Ганс… Ну конечно же… Сайда сейчас же соедини меня с ним.

Секретарша в знак согласия кивнула и дверь за ней моментально закрылась.

– Генрих, дружище, я безумно рад тебя слышать, – прозвучал в трубке взволнованный голос Вольфа.

– Ганс… ты ли это? Черт меня побери, откуда ты взялся? Тогда, в 1945 году, я ждал тебя, как мы с тобой и договаривались, но ты бесследно исчез. Я думал, твой труп уже давно обглодали черви. Что с тобой случилось, где ты пропадал все эти годы? Почему ни разу не подал весточки о себе и где ты сейчас находишься?

– Генрих… Генрих… угомонись. Я только час назад прилетел в Базель и сейчас нахожусь в гостинице. Очень хочу тебя видеть. Где мы с тобой сможем встретиться?

– Откуда у тебя мой телефон? – не унимался Генрих.

– Мне дал его твой отец. Неделю назад я был в Германии и видел его.

– Как он? – Генрих почувствовал, как сердце болезненно сжалось.

– Старик передает тебе привет. Жалуется, что ты редко пишешь ему. Что до него, так он заметно сдал, с трудом передвигается по комнате. В остальном же полон оптимизма и твердости духа. Задумал написать мемуары. Обложился старыми газетами за тридцатые годы. Прочитал мне несколько глав из своей будущей книги. И ты знаешь, неплохо.

– Два месяца назад я получил от отца письмо, но в нем он ни словом не обмолвился о намерении попробовать свои силы на литературном поприще. Значит, мозги у него еще варят.

– Еще как варят, – подтвердил Вольф. – Но об этом поговорим при встрече.

– Хорошо. Я освобожусь через два часа и буду ждать тебя в кафе, которое находится напротив главного Национального парка. Найдешь?

– Я возьму такси. До встречи, Генрих, – Ганс положил трубку и стал распаковывать чемодан.