Олег Табаков

Говорят, когда сильно чего-то хочешь, о чем-то постоянно размышляешь, желаемое приходит неожиданно. С того студенческого показа Табаков столько раз за эти годы прикидывал, пробовал, мысленно проигрывая роль, она жила в нем самостоятельно, не отпуская. Актер признается, что лучшего классика на свете не существует и с Гоголем у него даже совпадает группа крови. В Праге на встрече с журналистами он поделился размышлениями: «Это русский сюр (вероятность невероятного), и „Ревизор“ — организующий материал, интенсивный, мобилизующий каждого, с первой реплики автор заставляет открыть для себя другой радиус существования. Это истовость другого градуса. Здесь реализм соединяется с острейшей гиперболой. Гротеск существует для глубинного постижения живой природы человека. В свое время Гоголь заявил, что его главная цель — представить черта в смешном виде».

Правдоподобие невероятного — для Табакова самое интересное в материале, отсюда любимые авторы — Гоголь, Салтыков-Щедрин, Сухово-Кобылин. Да и в советской пьесе у него получалось все, если верил в правдоподобие невероятного. Трудно поверить, что можно схватить саблю и рубануть по мебели как по капусте. Но верится! Здесь правда вытекает, говоря гоголевским языком, из «идиотизма реальности». Но в «Ревизоре» писатель пошел дальше. У Гоголя правда превращается в абсурд, то есть «идиотизм реалии» доводит правду до абсурда. Да, зерно роли для Табакова оставалось в ничтожности героя. Хлестаков действительно самый маленький и последний человек. Он говорит, запинаясь от страха, даже с Осипом: не дай Бог, слуга рассердится, тогда пропадет обед, без которого пропадешь с голодухи. И вдруг невообразимое счастье: его любят, уважают, благодарят неизвестно за что, дают все, что он потребует. Сбылось то, о чем мечтал маленький чиновник с Гороховой улицы. И жить становится приятно и удобно. К этому быстро привыкаешь. Хлестаков отвечает окружающим взаимностью. Пока он еще не совсем пьян, он с задушевным простодушием делает признание: нигде меня так не принимали!

Излишней робостью Табаков никогда не страдал. Согласившись на предложение войти в чешский спектакль, Табаков выучил роль, находясь за тысячу километров от Праги, в Москве. Вернувшись в столицу Чехословакии, после репетиций в течение одной недели предстал пред пражской публикой. И не обманул ее надежд. Табаков влился в коллектив как старый знакомый. Играл на русском, не зная чешского, а понимание было полное. Иногда русского Хлестакова публика понимала лучше, чем остальных исполнителей, выражая это аплодисментами. Ян Качер вспоминает, что «Табаков в истории чешского театра — событие принципиальное, вызванное счастливым стечением обстоятельств. Он был для нас этическим образцом. У нас в то время уже начинали заниматься театром как бизнесом, а он приехал как представитель традиционного русского уважения к актерскому ансамблю. „Ревизор“ был для нас революционным. Табаков приехал, как русский ревизор, провести ревизию Чешской Республики. Публика 25 минут аплодировала, вызывали его снова и снова. Они не только ему аплодировали, они аплодировали спектаклю, всей этой общественной ревизии, которая касалась и вас, и нас. Интенсивность того, как мы между собой договаривались, была намного сильнее, чем, если бы мы друг друга понимали на сто процентов. Городничего у нас играл Ландовский — потрясающий актер, который точно не знал, что именно говорит Табаков, но когда заканчивалась его реплика, мгновенно подхватывал. Они играли подтекстом, спектакль был об ужасе, страхе перемен. Все это было в нашем обществе. Зрители увидели современную пьесу, которая была вся как фантастическая метафора. К тому же это делал сказочный актер Олег Табаков. Конечно, все наши актеры хотели дотянуться до его уровня, и они все потрясали друг друга. 11 раз сыграли спектакль, но до сегодняшнего дня 100 тысяч человек в Праге рассказывают: „Мы видели это“. Это невозможно. У нас было в театре 220 мест, значит, спектакль видели 3 тысячи человек. Но другие чувствовали, что в театре что-то происходит. Я думаю, театр должен стремиться к тому, чтобы добиться этого счастья, чтобы у него было такое значение…»[38]

Премьера состоялась в начале лета 1968 года, спектакль шел в течение месяца через день. Практика непривычная для советского актера, но такой ритм во многом подготовил актера к дальнейшим трудностям. А в августе в Прагу вошли советские танки, так что спектакль наши зрители не видели. Повезло единицам: на генеральном прогоне присутствовал Олег Ефремов, а летом в Праге был Сергей Юрский, оставивший воспоминания: «Я видел десятка два „Ревизоров“ и сам сыграл несколько ролей в разных постановках, но клянусь — никогда так не хохотал вместе со всем залом, как на спектакле молодого тогда Яна Качера. Постановка „Чиногерны клуб“ с Павлом Ландовским — Городничем и Олегом Табаковым-Хлестаковым — одно из самых ярких театральных впечатлений»[39].