Олег Табаков

Но великая литература, даже показывая нам обыкновенное, отучает от обыкновенного. Театр, обращаясь к великой литературе, проверяет человеческую душу на прочность, тренирует ее. Работа Табакова в спектакле «Обыкновенная история» производит впечатление зрелого произведения, где блеск истинного профессионализма проявился в бесстрашии осмысления судьбы героя. О Сашеньке Адуеве, как его играл актер, можно написать «роман одной роли». Вспомним, каким явился перед нами герой Табакова — безусловно, привлекательным юношей, искренним в своих стремлениях и клятвах. Многие узнавали в нем себя, прекрасную пору безмятежных надежд, когда все казалось возможным, близким, достижимым. Конечно, безусловная любовь, которую Олег Табаков завоевал к этому времени у зрителя, была компонентом режиссерского замысла; именно ему, такому привычно обаятельному, была поручена роль, чтобы в конце спектакля устрашиться случившимся изменениям.

Герой был очарователен, в нем были пластика, обаяние, удивление чистого молодого человека перед цинизмом жизни, что и в прежних серьезных мальчиках, сыгранных Табаковым. Словом, Саша Адуев попал в мир людей обыкновенных. Беда только, что его местечко находится под жерновом все уничтожающей пошлости и безнадежной старости. Какие чувства может вызвать у окружающих этот юноша, неугомонно сочинявший в своей глуши прожекты на пользу человечества, кроме горячего участия? Ан нет! Похвалы, с которыми дядя обращается к племяннику, звучат иронично, а наш герой этого не осознает. «Обкатываясь на дорогах испытаний», юноша не сразу терял иллюзии, подчиняясь обыкновенному мироустройству, но на наших глазах случился такой оглушающий треск судьбы, что молодой человек становится тем, кого и в страшном сне никто не думал увидеть. Отказываясь от иллюзий, Адуев-младший словно выздоровел от романтизма как от кори. Но беда в том, что, лишая себя иллюзий, человек лишается и стимулов жизни. Без них задатки жизнеспособности будут раздавлены циничной действительностью, жизненная воля окажется скованной.

Табаков в спектакле «Обыкновенная история» дал угадать натуру, которая при всех славных качествах не была обременена чувством собственного достоинства. С достоверной безыскусственностью были сыграны и радостная непосредственность, и трогательные волнения первой любви, и застенчивая принципиальность — все свойства на глазах взрослеющего мальчика. Но зритель отмечал нечто другое. Пылко пережив любовные разочарования, откровенно жалея себя, обрушил гнев на любимую, забыв о гордости. Не сумев отстоять чувство, оказался более способным к изменам, чем к любви. Первый неуспех на литературном поприще навсегда отбил желание писать. Злой комизм и тщеславие брали верх над благими порывами. Обаятельный Сашенька Адуев оказался безвольным, не было в нем стержня сопротивления даже для первых трудностей, встретившись с которыми он сразу требовал его пожалеть. Жизни духа в Сашеньке не было — было желание вписаться в течение жизни, ее моды, не отстать от тех, кто считается в этом мире успешным. И скепсис дядюшки Петра Ивановича вдруг начинал казаться ему даже привлекательным: умный человек, твердо смотрит на жизнь, племяннику хочет только добра. «Дуэт Табаков — Козаков был неподражаем в своей типажности. Сашенька Адуев — юность прекраснодушия и надежды, Адуев-старший — элегантность разочарования узнавшего ценности жизни»[32].

Юношеский разлад с жизнью разрешался саркастично: мечтатель терпел поражение, одновременно становясь хозяином действительности. Ту жизнь, которую он совсем недавно отвергал, сегодня крепко держал в руках, умело управляя. Душа его на наших глазах костенела, и вот уже дядя смотрел на него с ужасом. Племянник пошел дальше родственника. Можно стать покорным перед обстоятельствами жизни, а можно переродиться. Адуев-младший из пылкого идеалиста превратился в «кувшинное рыло». Табаков гениально играл это. Как он это делал — до сих пор загадка. В какой-то момент он поворачивался лицом к залу, и вместо миловидной мордашки в зал смотрела метафора русской словесности — «кувшинное рыло». Непостижимая наглядность осталась загадкой актерского дара. Ученые, критики напишут страницы текста, как один период общественной жизни переходит в другой, а Табаков ошеломил одним жестом, запомнившимся на всю жизнь. Этот безмолвный жест в одно мгновение сообщал больше, чем минута диалога.