В апреле 1979 года Борисовым пришлось задуматься о переезде с улицы Правды. Кинотехникум, обосновавшийся на первом этаже, задумал завладеть всем подъездом и приступил к расселению коммунальных квартир.
«Нас, — записал Олег в дневнике, — они не тронут, но жить в осадном положении неприятно. К тому же за стеной — их столовка, а внизу у почтовых ящиков — их курилка. Вчера ящики подожгли. Консервные банки забиты „бычками“».
Алла была знакома с вдовой пианиста Серебрякова (они вместе работали на «Ленфильме»), которая была готова освободить большую четырехкомнатную квартиру, но ей нужна в этом же доме — на Бородинской улице, расположенной неподалеку от улицы Правды, — маленькая двухкомнатная.
Алла и Олег отправились смотреть квартиру вдовы пианиста. Жилье привело их поначалу в ужас: квартира в удручающем виде, на полу — следы от сковородок, электропроводка внешняя, перекошенные, поющие двери. «Та, что ведет в спальню, — вспоминал Борисов, — издает от нажатия ручки повизгивающий звук. Та, что в кабинет Серебрякова, — первые три ноты „Аппассионаты“. Фантазия у Аллы уже заработала. Еще бы — в столовой есть эркер, в кухне — еще одна маленькая столовая, комната для прислуги! Как говорил литейщик Иван Козырев: „Во — ширина! Высота — во!“ Хорошо раньше строили! Надо писать Романову. Просить, унижаться».
Когда все проблемы, связанные с переездом в квартиру на Бородинской улице, были улажены, в ней сразу же затеяли основательный ремонт. Он продолжался все лето 1979 года. «В комнатах, — рассказывал Олег Иванович, — склады мебели, перевернутые ящики. Когда переехали в Ленинград из Киева, такие же ящики стояли вдоль голой стены и, пока не купили мебель, на них лежали таблички: „шкаф“, „кровать“. Потом уже появились настоящие шкаф и кровать. Теперь задача сложней. На четыре комнаты нужно больше мебели. Тот гарнитур, который захотела Алла, стоил прилично — 2700. Финский! Хорошо, подоспела госпремия за „Тихий Дон“, Юра заработал чего-то на телевидении, остальное — в долг. Привычное состояние — сидеть в долгах…»
Глава восьмая
Эпопея с «Генрихом»
10 мая 1969 года состоялась премьера спектакля «Король Генрих IV», который Олег Борисов назвал своей «первой серьезной удачей в БДТ». Появление этой постановки и события, связанные с ней, Юрий Борисов назвал «замысловатой шахматной партией Товстоногова». В том, что главный режиссер разыграл «шахматную партию», сомнений не было никаких. Поражал лишь высокий уровень ее «замысловатости».
Эта история началась с того, что однажды артист БДТ Владимир Рецептер поинтересовался у Товстоногова, не будет ли Георгий Александрович против, если он — Рецептер — сделает композицию из двухчастного шекспировского «Генриха IV» и станет, в случае одобрения пьесы, не только ее режиссером, но и исполнителем главной роли. Сложно сказать, насколько Товстоногов в тот момент вник в предложение Рецептера, но ответил артисту нейтрально: «Почему бы и нет?» Это уже потом Георгий Александрович, теоретизируя по поводу состоявшейся и ошеломившей всех постановки, скажет, что «…нам хотелось выбрать произведение, не отягощенное театральными штампами, свободное от привычных, традиционных форм исполнения на театральных подмостках. „Король Генрих IV“ отвечал этим требованиям. Меня давно привлекала эта хроника и своим огромным содержанием, исполненным глубокого смысла. Парадоксальность дружбы Фальстафа с будущим Генрихом V, острое, пронзительное торжество духа Ренессанса в атмосфере средневековой борьбы за власть, темного честолюбия и мелких распрей, приводящих к бойне, — круг этих мыслей меня давно тревожил и требовал сценической реализации». Для Товстоногова обращение к Шекспиру было первым в его творчестве, если не считать спектакля «Много шума из ничего», поставленного в 1940 году в Тбилисском театральном институте, в котором 24-летний режиссер с 1939 года руководил актерским курсом. И, как потом оказалось, — последним: больше ничего шекспировского в товстоноговском творчестве не было.
Рецептер композицию сочинил, около полутора лет ушло на то, чтобы Георгий Александрович пьесу прочитал. И не только пьесу, но и листочек с предложением по распределению ролей. Прочитав, Товстоногов пригласил Рецептера к себе в кабинет и сказал: «Послушайте, Володя. Я хочу предложить вам такой вариант: „Генриха IV“ буду ставить я, а вы будете мне помогать в режиссуре и вместе с Лавровым репетировать роль принца Гарри». «Мое сердце, — романтически зафиксировал на бумаге свою реакцию на это предложение Владимир Рецептер, — упало на пол и разбилось на мелкие куски. Это значило, что я лишаюсь и постановки, и роли».