Октябрь, который ноябрь

Сначала она чувствовала себя глупо — рев мегафона всколыхнул обитателей Смольного, кое-кто высовывался из дверей кабинета, требовал трубить потише, другие грозили забрать замечательное устройство, которого так не хватает на площадях, заводах и прочих горячих агитационных точках. Катрин интеллигентно отругивалась, поясняла, что пока проходит лишь испытания громкоговорящего агитационного механизма, потом он будет использован в самых нужных местах. От рядового революционного состава с его грубоватыми шуточками и предложениями заменить группу Попутного во всем что надо и не надо, тоже приходилось отругиваться, хотя уже не так интеллигентно, что облегчало задачу. Вот только граждане, знакомые с «товарищем Попутным», никак не объявлялись. Катрин уже собиралась выйти на ступени перед входом и развлечь пулеметчиков, бойцов бронедивизиона и посетительский люд, стоящий в очереди за пропусками, как к ней подскочил невысокий боец в хорошо подогнанной шинельке, на редкость четко козырнул:

— Товарищ Мезина? Комвзвода прапорщик Москаленко. Нас ищите, верно?

Катрин пожала руку и на всякий случай спросила:

— Как там сам Попутный, здоров? Михаил Ефграфович, кажется?

Комвзвода расплылся в улыбке:

— Никак нет! Виктор Иванович, он, кто же не знает. Жив, здоров, не сомневайтесь. А вы, извиняюсь…

Катрин показала удостоверение. В общем-то, корочки с красной звездой в многолюдном коридоре Смольного никаким анахронизмом уже не выглядели.

— Да я вас и так по описанию узнал, но порядок с представлением должен быть. Эх, вот вы при своих документах, — с завистью вздохнул боец. — А мы на полу-птичьих правах, без связи, мыкались-мыкались, пока оружие раздобыли, пока на довольствие пристроились…

— Где ж вы мыкались? Я тут оборалась, вас выкликая.

— Мы, товарищ капитан, осмотрелись, легализовались, поняли, что дело действительно идет не так, но как ухватиться за ситуацию и кто виноват, не поймем. Второй группы так и нет, а мы им в поддержку, как усиление шли. Там профессиональные историки, в музеях работали, персоналии и личности назубок знают. Но пропали. Ну не сидеть же без дела? Влились, Охтинский мост охраняем.

— Тоже дело хорошее. Но сейчас со мной поработаете, адресно. Слушай, комвзвода, как тебя по имени, сколько вас, и есть ли у тебя саперы и химики?

Окаянные газы уже загрузили и вывезли, но оцепление еще стояло, ярко светил в дверь подвала, направленный с броневика прожектор-фара. О чем-то беседовала с высоким стройным человеком товарищ Островитянская — по поводу выхода на боевую операцию по уничтожению химоружия слегка сменившая имидж и представшая перед благодарными зрителями в чем-то вроде мичманского бушлата. Катрин что-то не могла вспомнить подобной официальной формы одежды, но смотрелась недурно. Развила в себе художественный вкус товарищ оборотень, вон как гармонично выглядит рядом с собеседником. Надо думать, не случайно.

Катрин издали указала на двоих бойцов своего сопровождения, на подвал, сделала вопросительный жест. Напарница перемолвилась с высоким человеком, взмахнула дланью не только разрешающе, но и призывающе к осторожности. Тьфу, вот же насковзь номенклатурная личность создалась-образовалась.

— Пойдемте, товарищи, приступим.

— Товарищ капитан, но это же… — потрясенно прошептал один из бойцов «попутного призыва», глядя на руководство. — Он?! Или не он?

— Наверное, все-таки он. Дзержинский, — с некоторым сомнением подтвердила шпионка.

Будущий председатель Всероссийской чрезвычайной комиссии по борьбе с контрреволюцией и саботажем выглядел как-то необычно молодо: со стриженной под машинку головой, в стильно распахнутой длиннополой кавалерийской шинели. Сколько же ему лет сейчас?^[24]

Катрин с бойцами подошла к двери, здесь четверо солдат, ругаясь, снимали с себя кожаные фартуки и рукавицы.

— Не убираем амуницию, товарищи. Наша очередь лезть, — предупредила шпионка.

— Не припозднились? — усмехнулся солдат, утирая взмокший лоб. — Загрузили мы уж все бомбы. Тяжелые, зараза.

— Верно, — поддержал его товарищ. — Или проверять думаете?

— Не вас проверять, а следы заразы документировать, — объяснила Катрин, забирая тяжелый фартук-передник. — Положено по правилам ПэПэБэ.

Представители пехотного сословия немедля прониклись уважением к предстоящему бюрократическому подвигу. Ступени в подвал, да и сама дверь действительно выглядели неприятно. Прожектор освещал только край проема, а дальше темнела каменная жо… неизвестность. Были подозрения, что там таяться не только призраки невинных смолянок, уморенных жесткими нравами института, но и что-то посущественнее спрятано.

— Пошли, товарищи.

Снаружи остались шептаться о том, что «раз секретарка самой товарища Островитянской лезет, значит, полное расследование решили ученять», а исследователи спустились по ступенькам. Уже внутри Катрин раздала респираторы. Защитное оборудование было не из самых надежных — предусмотрительная товарищ оборотень прихватила их для защиты от банальной пыли-гари и иной возмутительной экологии. Но лучше, чем ничего.