Октябрь, который ноябрь

Она вела сироту за крошечную руку, думала, как такое внезапное явление хозяевам вообще объяснять. Дорога поднималась все круче, солнце опускалось за холм и «Две Лапы» на его фоне казались почти черными. Малая тихо лила слезы. Вот что ей скажешь? Чуткая, все угадала-почувствовала. Горе, оно что человечье, что дарковское… С другой стороны, хорошо что чуткая — в здешних краях без чуткости жить можно, но… вяло, вполсилы просуществуешь, такая судьба не всем интересна.

Кто-то торопливо спускался от ворот.

— Во, встречают нас! — ободрилась Лоуд. — Значит, ждали. Слышь, Нинка, хорошо, что ждут.

Первым подбежал пес, с совершенно ему неподходящей цуциковой кличкой. Разрастят собаку до волчьих размеров, а все «цуцик, цуцик». Мурзик-Чон в ужасе распушился на руках у хозяйки, Нинка сквозь слезы вытаращилась на роскошную собаку. Пес принюхался к Лоуд, вежливо шевельнул хвостом.

— Дозорный говорит «странники», а я как-то сразу подумала, что это вы, — сказала, подходя, слегка запыхавшаяся Фло.

— Мы, — согласилась Лоуд. — Это вот Нина. Собственно, у нас там все вполне нормально, а у нее не совсем.

— Я поняла, — хозяйка «Двух Лап» подхватила юбки, присела перед ребенком. В руке Фло уже был носовой платочек и она мягко промокнула заплаканные глаза девочки. — Только по-русски говорит?

— Ну да, питерская же, — пробормотала оборотень, испытывая немалое облегчение, ибо объяснять ничего и не требовалось. — Слушай, пусть малость поживет у вас. Я вернусь, заберу.

— Как ей время в университет подойдет поступать, то непременно заберешь, — заверила Флоранс. — А пока незачем дитя на чистом рыбьем жире вскармливать. В общем, обсудим еще.

— Вот да, мне возвращаться надо, пока с настроения не сбилась, — кивнула Лоуд. — Здорово, Гр!

Средний отпрыск Светлоледи молча, по-взрослому, пожал руку профессору — с Лоуд он был знаком лучше всех долинных, весьма талантливый полукровка, далеко пойдет.

— Мама как? — осведомился серокожий вундеркинд.

— В полном порядке. Ведет расследование, самый пик у нас приближается. Но ситуация отнюдь не безнадежна, разрешим проблему, — заверила Лоуд. — Ладно, пойду.

— Мы тоже пойдем, — сказала Флоранс, осторожно беря крошечную руку девочки, расстегивая ненужное пальто.

Гр-Гр по-джентльменски принял и взял под мышку постыдное пальтецо маленькой гостьи. Возглавляемая псом группа неспешно двинулась к воротам, Мурзик-Чон перебрался на плечо хозяйки и озирался, пытаясь осмыслить немыслимый поворот кошачьего бытия.

Лоуд зашагала в противоположную сторону: исчезать на глазах людей она справедливо считала дурным тоном. Вообще здесь, на приречных холмах, реальность жизни обстояла как-то прочно и правильно. Хотелось никуда не ходить, а спуститься к воде. Да шмондец с ней, с этой зябкой революцией.

— Я за обедом купалась, — напомнила себе Лоуд. — К черттям все эти парадоксы, нужно дело делать.

Вообще самым большим парадоксом выглядела появившаяся на замковой дороге бледная и хилая девочка с синюшным цветом кожи. Видят боги, она тут страннее самого редкостного дарка.

— Ничего, откормят, — решила Лоуд.

Через мгновение она входила в дверь пансиона на Рожественском. Бедняжка-хозяйка, конечно, не ожила, зато гость слегка ерзал, косил глазами от боли. Ну, это как раз кстати.

— Как ощущения? — осведомилась оборотень. — Ясность ума и трезвость памяти уже наступили? Или еще по колену добавить?

Мужчина замотал головой.

Лоуд выдернула тряпку из его рта.

— Послушайте, барышня, так же нельзя, — прохрипел, облизывая губы, пленник. — Я чуть не задохнулся.

— Правда? — оборотень наступила на метлу, выдернула из прутьев крепкую рукоять. — Да, это я как-то неосмотрительно, погорячилась. Тряпку и в пасть живому человеку?!

— Послушайте, я все объясню…

— Что именно? Вот лежит женщина, добрая, работящая, никому зла не причинившая. Вот бритва, вот ты, весь кровью обляпанный. Что еще нужно уточнять? Про твой шпалер с глушителем? Так я не дура, и так догадалась.

— Но вы не знаете кто я, — напомнил гость, следя, как извлекшая большой нож «барышня» начинает обстругивать конец метельного древка.

— А мне по… — глубоко по-питерски-пролетарски пояснила Лоуд. — В принципе, можешь рассказать, пока я казнь готовлю. Но, откровенно говоря, твои слова мало что исправят. Но ты выкладывай, мало ли, вдруг я ошибаюсь.

Трофей оказался не глуп: о казни уточнять не стал, сразу перешел к сути дело. Оборотень кивала, работая ножом.

…- я выполнял инструкции, вот и все, — закончил поспешную исповедь инженер.

— Это да, куда тебе, болезному было деваться. Инженер, изобретатель, в башке два параллельных рельса и тупик. Верю, — вздохнула Лоуд, убирая клинок в ножны.

— Послушайте, вы совершаете ошибку! Моему изобретению цены нет. Это прорыв, революционный переворот во многих областях техники, — страдал бывший человек по имени Петр Петрович.