— А я говорю: Панифатов. Я его у Левчука встречал.
— Э, делов, Фатов или Панифатов, один черт, — махнул рукой Сидорчук и кинулся к автомобилю. — Слезай на землю!
— Товарищи! — выпрямилась Агнеса, — немедленно прекратите эксцесс. Необдуманными поступками мы только льем воду на мельницу мировой буржуазии.
— Чего там необдуманными, мы об этом гаде десять лет думаем!
— Товарищи, но это произвол! Кто вам дал право? Нам известно, что здесь происходило деловое гарнизонное совещание.
Арестованные, получив неожиданную поддержку, зашевелились, послышались выкрики: «Не имеете права!», «Мы протестуем!». Рабочие из отряда остановились в нерешительности.
— От имени Совета, — воскликнула Агнеса.
— От имени Совета, — подхватил Фатов, оглядываясь по сторонам. Агнеса, следуя своим правилам, собиралась, что-то разъяснять отсталой, обманутой массе, а Панифатов, следуя своим правилам, блудливо высматривал на кого бы опереться. На воинской платформе вечно толокся разношерстный народ, приходили и отходили эшелоны, прибывали и погружались части фронтовые и запасные, выздоравливающие и отозванные с позиций, пехота и казаки, кавказские и донские дивизии.
— Товарищи! Братцы! — вопил Фатов-Панифатов, обращаясь ко всей воинской платформе, к эшелонам на запасных путях, — провокация, глумление над боевыми командирами!
Он продолжал озираться по сторонам, стараясь определить, откуда может прийти подмога. Левчук одобрительно кивал Фатову и Агнесе и одновременно сочувственно поглядывал на дружинников. Он сидел, забившись в угол автомобиля, но с таким видом, точно в любую минуту готов был подняться во весь рост — остановка была лишь за подходящим пьедесталом.
А воинская платформа уже шумела — из эшелонов выскакивали донцы и кубанцы, появились какие-то люди в добротных суконных гимнастерках, закружились, замелькали шинели, еще мгновение и отряд будет смят нахлынувшей толпой.
— Чего стали, товарищи, — бросился Тимош к дружинникам, — давай, отводи контру. Давай в штаб! Сидорчук поддержал его:
— Именем революции!
Сопровождаемый ропотом и возгласами, отряд двинулся, конвоируя десяток сбившихся в кучу людей. Шинкоф шел, вытянув шею вперед, тяжело передвигая ноги, обутые в просторные новенькие калоши, следом бодрым шагом двигался господин в сюртучке военного кроя, без шапки. В его кругленьких блестящих глазках так и сверкало: «Хамы!»
За ними топтались прочие господа в мундирах и без мундиров, с бакенбардами и без бакенбардов.
— Товарищи, это произвол, — пыталась образумить обманутую массу Агнеса, — кто вам дал право? Тимошка, Руденко! Ты несешь полную ответственность!
— Э, милая барышня, дорогой товарищ, не знаю как звать, — погрозил ей наганом Сидорчук, — ты нас не путай! Мы Шинкофа и Фатова знаем. Весь Черноморский флот знает их, гадов, — Сидорчук вскочил на подножку «Бенца».
— Товарищи, — обратился он к наседавшим со всех сторон солдатам, — от имени флота и наших замученных товарищей заявляю, что тут перед вами охранник и палач царской военно-морской охранки, — Сидорчук указал наганом на Панифатова, — глядите, у него руки в крови наших братьев!
Ручки у Панифатова были чистенькие, пухленькие, вот-вот после душистого мыла, но все вдруг увидели кровь. Толпа зашумела, окопные и выздоравливающие, донцы и кубанцы подались вперед. Вооруженные рабочие окружили конвоируемых плотным кольцом, охраняя от гнева массы.
— А действуем мы, товарищи, совершенно законно, — продолжал уже спокойней Сидорчук, — по указанию штаба революции и товарища командира отряда. А кто сомневается, пусть сейчас же заглянет в помещение коменданта и убедится, откуда мы винтовки забрали. Там у них в спальне целый склад. Считаю и пулеметы обнаружить вполне возможно.
— Господа, товарищи, — затрясся Фатов, — это ложь! Клянусь, товарищи. Да меня все товарищи прекрасно знают!
— А мы знать не хотим твоих товарищей. Слезай, говорят!
— Товарищ Агнеса… — взмолился Фатов, — товарищ Левчук!
И тут вдруг обнаружилось, что Спиридона Спиридоновича нет, Левчука в автомобиле не оказалось. Оставалось еще у всех ощущение его недавнего присутствия, виднелась еще вмятина на кожаной подушке «Бенца», сохранялась теплота насиженного места, но Левчука не было.
— Товарищ Левчук! — беспомощно оглянулась Агнеса.
Нигде не было Спиридона Спиридоновича. Он не бежал, не отступил, — он просто своевременно признал ошибку. Первым. Сам. Искренне. Для того, чтобы впредь ошибаться в новой обстановке и для новых раскаяний.
Матросы помогли Фатову выбраться из автомобиля.
— В штаб их всех, — скомандовал Сидорчук. Агнеса стояла в автомобиле, растерянно оглядываясь по сторонам.
— Товарищ Сидорчук, дозволь отвезти эту карету, — отпросился Тимош и вскочил в «Бенц». — В город можешь? — спросил он шофера. Тот оглянулся на Агнесу, покосился на винтовку в руках Тимоша, потянул на себя рычаг:
— Могу.
Агнеса всё еще продолжала всматриваться в толпу, разыскивая кого-то. Потом откинулась на кожаные подушки, застывшим взглядом уставилась в спину шофера.
Автомобиль запрыгал по брусчатке.