В романе «Семнадцать мгновений весны», построенном на документальной основе, Юлиан Семенов так описал верного помощника Гитлера: «Об этом человеке никто ничего не знал. Он редко появлялся в кадрах кинохроники и еще реже на фотографиях возле фюрера. Небольшого роста, крутоголовый, со шрамом на щеке, он старался прятаться за спины соседей, когда фотографы щелкали затворами своих камер. Говорили, что в 1924 году он просидел четырнадцать месяцев в тюрьме за политическое убийство. Никто толком не знал его до того дня, когда Гесс улетел в Англию. Гиммлер получил приказ фюрера навести порядок в „этом паршивом бардаке“. Так фюрер отозвался о партийной канцелярии, шефом которой был Гесс – единственный из членов партии, называвший фюрера по имени и на „ты“. За ночь люди Гиммлера провели более семисот арестов. Были задержаны близкие сотрудники Гесса, но аресты обошли ближайшего помощника шефа партийной канцелярии – его первого заместителя Мартина Бормана. Более того, он в определенной мере направлял руку Гиммлера: он спасал нужных ему людей от ареста, а ненужных, наоборот, отправлял в лагеря. Став преемником Гесса, он ничуть не изменился: был по-прежнему молчалив, так же ходил с блокнотиком в кармане, куда записывал все, что говорил Гитлер, жил по-прежнему очень скромно. Он держался подчеркнуто почтительно с Герингом, Гиммлером и Геббельсом, но постепенно, в течение года-двух, смог сделаться столь необходимым фюреру, что тот шутя назвал его своей тенью. Он умел так организовать дело, что если Гитлер интересовался чем-нибудь, садясь за обед, то к кофе у Бормана уже был готов ответ. Когда однажды в Берхтесгадене фюреру устроили овацию и получилась неожиданная, но тем не менее грандиозная демонстрация, Борман заметил, что Гитлер стоит на солнцепеке. Назавтра на том самом месте Гитлер увидел дуб: за ночь Борман организовал пересадку громадного дерева… Он знал, что Гитлер никогда заранее не готовит речей: фюрер всегда полагался на экспромт, и экспромт ему обычно удавался. Но Борман, особенно во время встреч с государственными деятелями из-за рубежа, не забывал набросать для фюрера ряд тезисов, на которых стоило – с его точки зрения – сконцентрировать наибольшее внимание. Он делал эту незаметную, но очень важную работу в высшей мере тактично, и у Гитлера ни разу не шевельнулось и мысли, что программные речи за него пишет другой человек, – он воспринимал работу Бормана как секретарскую, но необходимую и своевременную. И когда однажды Борман захворал, Гитлер почувствовал, что у него все валится из рук. <…> Он был косноязычен, но зато умел прекрасно составлять деловые бумаги; он был умен, но скрывал это под личиной грубоватого, прямолинейного простодушия; он был всемогущ, но умел вести себя как простой смертный, который „должен посоветоваться“, прежде чем принять мало-мальски ответственное решение…»
Влияние Бормана на фюрера росло с каждым днем и вскоре уже не имело границ, равно как и доверие последнего к своему преданному помощнику. Это особенно проявилось в военные годы. Можно сказать, что в определенной степени Борман заменил самого Гитлера, который не привык систематически работать, а в годы войны просто не справлялся со своими обязанностями главы государства, правительства и верховного главнокомандующего. Его перегруженный мозг не мог освоить и переработать всю поступившую информацию. Фюреру было трудно эмоционально выдерживать напряжение войны, когда постоянно требовалось принимать ответственные решения. Усердный и надежный Борман, который от его имени отвечал на всевозможные запросы и подписывал документы, обеспечил бесперебойное функционирование высшей власти, стараясь оградить фюрера от всяческих неприятностей. Гитлер знал, что тот не пропустит к нему человека, который его огорчит. Поэтому Борман получил право решать, кто получит аудиенцию у фюрера, а кто никогда не переступит порог его кабинета. Многие высшие руководители Третьего рейха, даже министр пропаганды и руководитель столичной партийной организации Йозеф Геббельс, жаловались, что подолгу не могут пробиться к Гитлеру, который связывается с ними только через Бормана. Министрам и гауляйтерам приходилось излагать свои просьбы Борману и ждать от него ответа. А он шел к фюреру, сложную проблему излагал просто и понятно и сразу же предлагал Гитлеру вариант решения, так что фюреру оставалось только согласно кивнуть. Для Бормана же его рутинная работа казалась чрезвычайно важной, потому что, хотя она способствовала реализации собственных амбиций рейхсляйтера, его мотивы не сводились только лишь к этому. «Нацистское дело для него было высшим благом, тем же, в его представлении, был фюрер, в тени которого Борман хотел работать», – писал Д. Макговерн. О Гитлере Борман говорил: «Он действительно величайший человек из тех людей, которых мы знаем, а не только великий немец. Я в самом деле невероятно счастлив тем, что призван помогать ему».