— И в то время, когда космические корабли… Ты поди сидел с Гришей на работе или с какой-нибудь чучундрой в баре и пил коньяк?
Валик неожиданно смутился, а я воспользовалась моментом, повернулась и дала по шее. Боднулась, в общем, потому что руки держали.
— Засранец, — констатировала сухо.
— Есть немного, — не стал спорить.
На языке вертелось много чего нецензурного и обидного, но я мудро молчала. Весовая категория не та. Но память у меня хорошая. И фантазия богатая, а голова — больная. Надо что-нибудь придумать… А впрочем… и думать нечего. Дома саламандры «в цвету», ажно восемь штук. А с их мерзкими характерами и силы не надо — задавят не магией, так вредностью. Наверно, местами я всё-таки «Око».
— Так и будешь дуться и молчать?
— Я не дуюсь, — возразила с достоинством, — а планирую месть.
— Какую? — Валик загорелся. — Страшную? Я участвую?
— В главной роли и на переднем плане, — заверила искренне.
— А ты?
— Сценарий напишу и постою за кулисами. Подирижирую.
— Скучно, — осудил он.
— Зато безопасно! Хватит с меня ваших… проекций и ватаг клоунов!
Тихо-тихо, не реветь… Крыша, я здесь…
— Вась, — он снова стал серьёзным, — я же всё объяснил. На поводке и под влиянием я опасен. Привязку необходимо было уничтожить — сжечь, и саламандр подходил для этого как никто другой. Клоны… недолговечны, «живут» несколько часов и распадаются. И мой бы распался, не подоспей саламандр, а привязка бы вернулась на место. Мне очень повезло — и освободиться, и к тебе прицепиться, чтобы наблюдать и быть в курсе. А второй клон… Не удержался, Вась. Не стал рисковать и оставлять тебя наедине с… этим. Теперь у меня только одна истощенная силовая оболочка. Пока.
Чёрт, а ведь он уникальный — местный высший… «Уникальный» честно грел, обнимал и явно хотел быть прощённым. Или для начала понятым. Хотя бы — по старой дружбе. Которая оказалась сильнее «редактур» и прочей магии. Да и не только дружба. И не только с его стороны.
— Пошли домой, — решила я, вставая. — Проверим тебя для чистоты эксперимента.
— А если враждебное осталось?
— Перепишу, — я насупилась.
Валик, кажется, очканул. Опять подпадать под изменения он явно не хотел. Сущность косилась на меня подозрительно и определённо собиралась тяпнуть, но, раз получив по клюву, пока не решалась. Я бы, кстати, тоже… тяпнула. Чего-нибудь горячего. Супа хотя бы.
— «Ни сы», Вальк, — я вцепилась в его руку, чтобы не удрал. Наверно, больше него боюсь, что враждебное осталось… — Смысл нервничать? Проверим и… подумаем. Осталось — дождёмся Владлена Матвеевича и будем изымать. Нет — поужинаем и поговорим о вечном.
— О литературе?
— О том, как жить дальше со всеми этими… переменами.
Дома было темно и тихо. Муз давно не появлялся — где-то накидывался, снимая стресс и собираясь на инициацию. Саламандры готовились «распуститься»: вьющиеся лепестки пушистых бутонов «отращивали» разноцветные плети, которые робко расползались по столу. А живности… нет.
Я разулась, сняла шубу и побежала проверять своих «постояльцев», чтобы не смущать Валика наблюдением и изучением. Хотя хотелось. Но он, бедный, давно сам не свой, а если и я буду на него как на лабораторную мышь смотреть… Свечи горели, бутоны мерцали, щупальца лепестков сползали на пол. Я осторожно дотронулась до белого цветка, и светлые искры дружелюбно пощекотали ладонь. А прежде он цвел жёлтым… И, конечно, не одна неделя пройдёт, прежде чем…
— Вальк, не стой на пороге! Закрой дверь, заходи и раздевайся!
— Совсем?
Звучит заманчиво… И саламандры пока не оккупировали жилплощадь…
— А враждебное есть? — я выглянула в коридор.
Он… побелел, от сущности до цвета глаз. Но держался бодро.
— Пока вроде нет, — и потопал в ванную.
Интересно, а он цвета различает и чувствует, что… меняется?
— Кофе, чай или?..
— Тебя, — отозвался весело, — в красном платье и на подоконнике.
Мужики… Запомнил же.
— Цветы для начала подари, — фыркнула я, включая чайник.
— Насчет «цветов» — не уверен, сил маловато, — Валик нарисовался на кухне. — Но на один должно хватить.
Я не сразу поняла, о чем речь. А он прислонился спиной к стеллажу и начал… творить. Между его ладоней замелькали белые разряды крошечных молний, переплетаясь и срастаясь. Сначала — в бесформенный клубок, потом — в глубокую чашу. В которую с краев стекали искры, образуя выпуклую сердцевину и «вырезая» треугольные лепестки. Кривые, косые, неровные… зато с душой. А потом дошла очередь и до длинного стебля.
За напряженной работой Валик побелел ещё больше, и я несколько раз хотела сказать «хватит!», но не решалась. Да, хочешь помочь мужчине — не мешай, раз уж взялся. Наблюдала молча и понимала. Не хочу отпускать. Опять же утром проснусь и решу, что всё придумала, и опять будет плохо. Но не привязывать же… И не знаю, как, и нельзя мне, и… Пол дрогнул, и реальность на мгновение пошла рябью. Открывая спрятанные в стенах стеллажи с бумагами, исписанный пол, надписи на мебели — такие же, как в подвале и под кроватью, — «шпоры» по бабушкиным историям и ключи к ним. И по комнатам, от стены к стене, протянулись красные нити.