Я очень любил проводить вечера в его каюте. И чего там только не было! Диковинные раковины, кораллы, кокосовые орехи, мастерски обработанные искусными руками капитана, клинок с рукояткой из зуба кашалота. А еще капитан пел, аккомпанируя себе на гитаре, и это было чудесно. Голос у Данилыча могучий и очень сильный, но пел он тихо, бережно, обращаясь с песней словно с хрупкой девичьей ладошкой, вложенной в его геркулесовы ручищи.
Однажды, когда капитан отмечал день своего рождения, он открыл себя с еще одной, совершенно неожиданной стороны. Где-то часа в три утра, когда мы пили холодное сухое вино и закусывали кокосовыми плодами, Данилыч вдруг достал из письменного стола большую общую тетрадь в красной обложке, долго и задумчиво листал ее и вдруг нерешительно пробасил:
— Хотите, я вам свои стихи почитаю?
Стихи были нескладные, но настолько самобытные, искренние и мудрые, что мы слушали затаив дыхание. Да, капитан-поэт — это, пожалуй, встречается не так часто…
И все-таки это не высшая доблесть капитана — мастерски шлифовать кокосовые скорлупки, играть на гитаре и даже писать стихи. Самое главное, что я искал и нашел в Данилыче, — это удивительная способность создавать из моряков отлично сыгранный ансамбль, в котором каждый с полуслова и полужеста понимает дирижера и превосходно знает свою партию. За Данилычем закрепилась репутация «везучего». Да, действительно Данилыч никогда не был «в пролове», всегда его траулер возвращался домой с полными трюмами, даже когда другие суда приходили в порт с мизерными уловами. Что это? Везение? Повезти может один раз, два, а дальше это уже называется не везением, а высоким профессиональным мастерством в сочетании с каким-то сверхъестественным чутьем на рыбу и слаженностью команды.
ДОМОЙ!
Наш рейс подходил к концу. Это чувствовалось во всем: и в той озабоченности, с которой боцман осматривал каждую пядь вверенного ему корпуса судна, и в той напряженности, с какой наблюдатели вглядывались в горизонт — еще, еще хоть несколько тонн рыбы! — и, больше всего, в вечерних беседах на палубе. Если раньше на все разговоры, так или иначе связанные с возвращением домой, было наложено молчаливое табу, то теперь любые посиделки начинались примерно так: «А интересно, когда вернемся, снег еще будет или нет?» Или: «Вот придем домой, первое, что затребую у своей жены, — большую кастрюлю домашнего борща наварить. Соскучился — сил нет». Можно было уже подшутить и над молодоженом Ваней: «Ну, теперь во всем городе ни одного цветочка не найти — молодая жена нашего рефа их оптом скупила, чтобы на причал на грузовике привезти!», «И шампанское тоже, наверное, все скупила — ничего не останется». Рефмеханик молча слушал эту беззлобную травлю и счастливо улыбался.
Как-то вечером, на закате дня, мы проходили проливом, с берега подул ветер, и вдруг сладко и тревожно защемило сердце: ветер принес дивные запахи цветущей зелени, аромат цветов, легкий запах костра… Все моряки, которые были на палубе, бросились на левый борт и долго, с жадностью вдыхали эти забытые запахи. Вот чего так не хватает в морских бризах: их запахи живительны, но не живые…
После этого уже никому не хотелось разговаривать. Все разошлись по каютам и долго ворочались без сна. Разбередил души моряков этот аромат живой природы, вызвав в них новый прилив ностальгии — тоски по дому.
Все-таки рыбак океанического плавания — это не совсем обычный человек. Вот разговариваешь с каким-нибудь матросом или мотористом и узнаешь, что он уже десять лет не видел русского снега, то есть уходил осенью в море, а возвращался на берег уже ближе к лету. Всего же из последних десяти лет шесть лет чистого времени он провел в океане. И поэтому у моряка весьма своеобразное представление о времени. Он никогда не скажет «в прошлом году», «в позапрошлом году», а «в прошлом рейсе», «в позапрошлом рейсе».
И ко всему земному моряки относятся тоже не совсем обычно. Новичков, впервые попавших в море, поначалу очень удивляет, что в каютах «просоленных морских волков» всегда много зелени — целые оранжереи, за которыми они ухаживают так, как это не делала бы ни одна хозяйка. Некоторые энтузиасты даже пытаются выращивать в море овощи. Очень тепло на судах относятся ко всякого рода живности. Если залетит птица — она получает самый сердечный прием, ее накормят, напоят, если надо — подлечат. В море на судне часто можно увидеть пса или кота, которые пользуются всеобщей симпатией и очень хорошо знают правила хорошего морского тона: не разводят антисанитарию, не берут без спроса даже самые лакомые кусочки, не докучают своим добродушным хозяевам, а когда появляются какие-нибудь посторонние люди — на всякий случай прячутся, потому что санитарные органы не очень приветствуют превращение судна в плавучий зверинец.