Бокий Глеб Иванович вошел в кабинет Моисея Урицкого. Новый председатель петроградской ЧК был человеком худощавым, резким в движениях, с весьма подвижной мимикой. Слегка полноватые красивые губы всегда были готовы расположить к себе собеседника добродушной улыбкой. Серые глаза, пронзительные, внимательные, смотрели зорко и излучали участие. Безупречно одетый, с синим галстуком под тугим воротником, он походил на учителя гимназии, случайно оказавшегося среди красноармейцев и матросов, расхаживающих по зданию с оружием. Впрочем, он и был из семьи потомственных интеллигентов, принадлежал к старинному дворянскому роду, упомянутому еще Иваном Грозным в письме к Курбскому. Его прадед был известный русский математик, а отец – действительный статский советник и профессор университета, так что ему было на кого равняться. Но в революцию он пришел совершенно закономерно, о чем свидетельствовали двенадцать арестов, полтора года, проведенных в одиночной камере, двадцать лет большевистского подполья. Поэтому мало кто удивился, увидев его худощавую фигуру во вновь сформированном органе, Чрезвычайной комиссии. А его навыки конспирации и подполья значительно помогли организовать созданное учреждение.
Со дня смерти Моисея Соломоновича прошло три дня, но ощущение было таковым, что тот едва вышел из кабинета и через минуту должен вернуться за свой небольшой стол с широким резным стулом, поставленным подле. На столе в деловом порядке были разложены стопки бумаг. На многих листках сделаны пометки с восклицательными знаками: «
И вот теперь кабинет Урицкого вместе со всем его содержанием переходил к нему, как к заместителю председателя петроградской ЧК. Глеб Бокий сел на стул председателя и положил руки на стол. В работе должно быть все удобно и рационально, а значит, мелочей существовать не может. Один из ящиков стола был слегка выдвинут, и через небольшую щель просматривались уголовные дела. Надо будет ознакомиться с ними со всеми подробнее, чтобы быть в курсе всех проводимых операций. Пожалуй, следует начать с приоткрытого ящика.
Выдвинув его, Глеб Иванович достал папку, на которой крупными буквами было написано «
Развязав папку, Глеб Иванович вытащил из нее несколько листочков, исписанных убористым красивым почерком Урицкого, и чем дальше он вчитывался в содержание, тем серьезнее становилось его лицо. Из текста следовало, что Карл Фаберже, прикрываясь дипломатическим иммунитетом, попытался в простом темно-сером саквояже вывезти из Петрограда драгоценностей почти на два миллиона рублей золотом. Здесь же в папке лежала опись драгоценностей, где указывались бриллианты в каратах, и если сложить все эти сотые в граммы, то число вывезенных бриллиантов с легкостью переваливало за пару килограммов! И это не говоря про оправы, состоящие из золота и платины. Весьма ощутимая цифра! Из дела следовало, что саквояж был доставлен в ЧК Василием Большаковым и в день убийства Моисея Урицкого, по договоренности с правительством, должен быть передан в Министерство иностранных дел. Вот только нестыковка заключалась в том, что рядом с трупом Урицкого саквояжа не обнаружили.
Сунув папку обратно в ящик стола, Бокий увидел в углу связку ключей.