Огонек

– Пойдем, – ласково позвал Сириус, – я покажу тебе свое самое любимое место в этой комнате.

Огонек покорно взобрался на холку, и они в два прыжка оказались на дубовом подоконнике перед холодным окном, затянутым сетью морозных плетений.

Не успел Сириус усесться, как Огонек вдруг отозвался серебряным звоном и залился приятным свечением.

Там, снаружи переливались холодным блеском белесые хлопья.

– Это – снежинки, – пояснил Сириус и присел рядом.

– Может быть, я – снежинка? – спросил малыш, переливаясь от волнения алмазным блеском.

– Все, конечно, может быть, – пробормотал кот, задумчиво нахмурившись, – хоть и вряд ли. Снежинки – они как веселые искры, только рождены не жаром, а зимней стужей. Холодные дивы только и могут, что красиво кружить, передразнивая отсветами огоньки в елочной мишуре. А выйдет солнце – посеребрит их, поиграется, и истают они в его любящих руках самой простой водой.

Огонек все же приблизился к окну. Присмотрелся и даже засопел. А потом вдруг отпрянул, встрепенулся подобно коту и тихо согласился:

– Холодные.

Сириус и Огонек сидели у промерзлого стекла и наблюдали, как малиновые предрассветные лучи ленно ползли по искрившемуся снежному полотну. Вихрились в манящем танце алмазные снежинки, расцветали узорами, сплетались хороводами – и смиренно расходились, разделенные строгими порывами колючего ветра.

Дух Праздника прогуливался эфирной походкой по свежим сугробам, ложился белоснежными валиками на промерзлые подоконники; закрадывался случайной улыбкой в чашку травяного чая и эхом сопровождал детский переливчатый хор.

Отражался в полированных гранях елочных игрушек и в беззлобном отблеске свечей; смущал и румянил ягоды остролиста и черемухи; тонким ароматом кардамона, корицы и имбиря одаривал хрустящие пряничные домики.

Насквозь пронизывал время витиеватыми тропинками лукавых сновидений и покорял одинокие мысли.

Сириус подергивал дымчатым хвостом, задумчиво прижав уши с забавными кисточками. А Огонек едва заметно мерцал в такт размеренному дыханию кота и тихо радовался, разноцветной крошкой переливаясь в золотистых лучах.

Кот так и заснул, свернувшись клубком у холодного окна, и ему снились отдаленный гул празднества и живой музыки, задорная игра цветов гирлянды под потолком, запахи жареной индейки под сливовым соусом и запеченного до корочки пуддинга.

А наутро Сириуса разбудил восхищенный детский вздох. Хозяйская дочка сидела на коленях под елкой, упругие светлые кудряшки спадали на ее румяное детское лицо. Должно быть, малышка распаковывала долгожданные подарки и вздыхала в предвкушении сжать в объятьях нового плюшевого единорога.

Сириус лениво потянулся, нарочито громко зевнул и вдруг замер. Огляделся по сторонам, поискал под собой и даже выглянул в окно, склонив голову набок: Огонька нигде не было видно.

Кот поспешно покинул нагретое место и бросился прямиком к елке, туда, где прошлой ночью малыш родился из осколков разбитой игрушки. Только Сириус опоздал: любопытная девочка вздыхала отнюдь не над упаковочной бумагой, а над тонкими битыми стеклами. Сириус притих: прижал уши и осунулся, с сожалением глядя на то, как она ласково складывала осколки друг в друга.

– Доброе утро, пушистик! – весело вскрикнула она, заметив любимца. – С Рождеством тебя!

Кот в ответ неразборчиво хмыкнул, вздохнул и собрался было уходить, как она захлопала в ладоши от непонятной радости:

– А ты ни за что не поверишь, какое волшебство тут произошло, пока ты дрых всю ночь напролет! – объявила она и показала коту кусочек игрушки с цветным фейерверком.

Сириус напрягся всем телом, свел густые брови и прижал уши.

– Видишь вот эту разбитую игрушку? – спросила малышка, и кот склонил голову набок. – Она разбилась в канун Рождества!

Кот фыркнул и встрепенулся.

– А это значит, что случилось самое настоящее чудо! – девочка подскочила с места и, пританцовывая, обошла кота по кругу. – Это значит, что прошлой ночью в нашем доме родился Дух Праздника! – наконец объяснила она, и Сириус услышал, как подскочило его собственное сердце.

– Бабушка рассказывала мне, что в каждой игрушке есть душа, – поясняла дальше его хозяйка, – и если она случайно сорвется с еловой ветки в ночь волшебства, то значит, эта душа станет свободной и превратится в Дух Праздника!

Детская радость заполняла Сириуса изнутри, и он ерошился, серебрилась его дымчатая шерстка.

–Этот малыш, наверное, выглядел как яркий фейерверк, потому что фейерверк был нарисован на его игрушке! – смеялась девочка, и кот мяукал ей в ответ, уже вместе с ней пританцовывая среди ее неуклюжих шажков.

– Как жаль, что я не увидела его, – раздосадовано вздохнула она, но тут же взбодрилась: – Но это самое настоящее чудо, понимаешь? Сам Дух Праздника поселился в нашем доме!

Она заливалась хохотом, раскинув в стороны руки, а Сириус подпрыгивал на месте.

Он все понимал, понял еще прошлой ночью, когда сквозь сон слышал звонкое чарующее пение искрящегося облачка.

И Сириус радовался тому, что маленький Огонек нашел место в его заботливом кошачьем сердце, которое мерно полнилось предвкушением дивного праздника.