Огонь в затемненном городе

Уже на следующий день немецкий солдат, который охранял бараки военнопленных, мог заметить на лугу двух гуляющих гимназистов примерно одинакового возраста. С портфелями в руках они медленно шли в сторону развалин мельницы. Похоже было, что они просто так проводят время и слушают на лугу первые весенние голоса птиц. Время от времени они нагибались, чтобы сорвать какой-нибудь весенний цветок, и тут же снова обращали свои взоры к синему небу. Наконец они поднялись на холм. Известно, что мальчишки всегда интересуются развалинами и тому подобными вещами. Гимназисты провели некоторое время внутри мельницы и потом снова направились в открытое поле, продолжая свою прогулку.

Читатель, наверно, уже догадался, кто были эти два гимназиста. Конечно, мы — ученики первого класса городской гимназии Олев Кивимяги и Юло Пихлат. А в портфелях у них были не книжки и тетрадки, как, очевидно, думал часовой у бараков для военнопленных. В своих портфелях мы несли «тараканью отраву», смешанную с ружейным порохом, которую надо было спрятать в развалинах мельницы для костра Юрьевой ночи. И еще два раза можно было видеть нас гуляющими возле мельницы.

Приближалось двадцать второе апреля. Приближалась Юрьева ночь. Двадцать второго апреля тысяча девятьсот сорок третьего года я еще раз перечел «Мстителя» Эдуарда Борнхёэ[7]. И должен признаться, что читал теперь эту книгу, понимая ее совсем иначе, чем несколько лет назад. Ведь тогда я еще не знал, что означает насилие, что означает рабство, что означает стремление к свободе. Теперь я знал это. Восстание эстонцев в 1343 году было подавлено немцами. С тех пор прошло уже шестьсот лет. Но время не погасило в наших сердцах огней Юрьевой ночи.

Смерть фашистским оккупантам!

ОГОНЬ В ЗАТЕМНЕННОМ ГОРОДЕ

Мы стоим вчетвером на окраине города — Олев, Линда, Мадис Салувээр и я. Мээли не смогла пойти с нами, но мы знаем, что она сейчас дома смотрит в окно. Из окна Мээли видны развалины мельницы.

Мы стоим вчетвером на окраине города и ждем. Олев только что вернулся к нам. Мы знаем, что в развалинах мельницы с шипением движется по бикфордову шнуру огонь. Никто, кроме нас, еще не знает об этом. Бикфордов шнур длинный, и нам придется еще подождать.

Мы не обмениваемся между собой ни словом.

Вот показывается слабый красноватый отсвет. Юрьева ночь начинается.

И вот взмывают вверх среди развалин мельницы светлые языки пламени.

Это наша Юрьева ночь.

Город затемнен. Но в затемненном городе пылает огонь. И, глядя на него, я вдруг подумал, что вся страна сейчас погружена в темноту — над всей Эстонией висит сейчас ночь рабства. Но мы не рабы. В наших сердцах горит огонь. В угнетенной и погруженной в темноту стране много скрытого огня. Наш костер, пылающий сейчас среди развалин мельницы, действительно символ свободы. Огонь в затемненном городе.

Мы стояли, не трогаясь с места, и смотрели на этот огонь. И каждый думал о своем. И мы знали, что думает каждый из нас.

— Пошли, — сказал наконец Мадис. — Не имеет смысла дожидаться полиции.

Сначала мы шли все вместе.

Первым свернул к своему дому Мадис. Потом Олев.

Дальше мы шли вдвоем с Линдой. Шли через затемненный город.

— Я тебя провожу, — сказал я Линде.

Линда и сама видела, что я ее провожаю.

Мы шли вдвоем и думали каждый свои мысли. Я думал о том, как хорошо иметь верных друзей. И мне хотелось сохранить эту дружбу навсегда.

Мы подошли к воротам дома Линды и остановились.

— Хочу тебе что-то подарить, — сказал я Линде. — На память о сегодняшнем дне.

Я вынул из кармана браслетик, сделанный из монеток, который дал мне русский военнопленный.

Линда взяла у меня браслетик и надела себе на запястье.

— Спасибо, — сказала она тихо.

Я возвращался домой.

Мне было радостно и хорошо.

Среди развалин мельницы полыхало пламя — огонь в затемненном городе.

1965–1969