Огонь неугасимый

Назиров старался гнать от себя подобные невеселые мысли. Не может того быть. Ведь он отдал цеху лучшие годы молодости, тепло своего сердца. И о людях как будто заботился неплохо. Никого зря не обижал, не прижимал. Иногда, бывало, и скажет резкое слово, что ж поделаешь, и другой бы на его месте поступил так же.

Назиров уже попрощался с рабочими дневной смены, переходя от станка к станку. Сейчас простится с вечерней сменой — и аминь!

Назиров по старой привычке проверил ящики стола. Они были заперты, но ключи от них уже у Акчурина. Опять спазма сжала горло. Он постоял молча, как бы прощаясь, положил горячие пальцы на ласкающее прохладой настольное стекло с отколотым краешком и быстро направился к двери.

На лестнице ему встретился Алеша Сидорин. Не столько на правах сверстника, сколько из желания подчеркнуть их близость, Сидорин на этот раз обратился к Назирову по имени.

— Пойдем, Азат, — сказал он, — нас ждут.

— Куда? Кто ждет? — удивился Назиров.

— Как это куда? К рабочему классу. Или ты думал, что втихую уберешься с завода? Нет, брат, не допустим.

Назиров заупрямился. Он ведь почти со всеми уже попрощался. Ему пожелали доброго пути, успеха. Что же еще? Парад?!

— Никуда не пойду! — словно отрубил Назиров.

— Не пойдешь? Когда вся дневная смена собралась в красном уголке?

— Я никого не собирал.

Сидорин рассмеялся.

— Азат, признаюсь, это не моя затея. Хотя мне, собственно, полагалось бы это сделать, да я по своему ротозейству проморгал. Рабочие сами собрались. Я просто присоединился.

Назиров стих. Сразу посерьезнев, он чуть растерянно сказал:

— Алеша, что же мне говорить?

— Что есть на душе, то и скажешь. Пойдем, не будем заставлять людей ждать.

Красный уголок цеха был битком набит рабочими, — вся дневная смена собралась здесь.

— Товарищи, президиум не будем избирать, — начал Сидорин, открывая собрание. — И протокол не будем вести. По-фронтовому, как перед боем. Уезжающий в деревню товарищ Назиров — перед вами. Что пожелаем ему в путь-дорогу? Кто будет говорить?

Сердце у Назирова стучало, в ушах стоял звон.

— Дай-ка я скажу два-три слова, — вышел Погорельцев, встал перед первым рядом и по-стариковски, неторопливо, заговорил: — У рабочего класса есть хорошая традиция — помогать деревне кадрами… Машины машинами… Тоже неплохо. Без них не поднимешь хозяйство. Но живой человек — совсем другое дело… Представитель рабочего класса, как говорится… А раз так, — он указал пальцем на парторга и опять обернулся к народу, — коли посылаем представителя рабочего класса, так нужно было спрашивать у самого рабочего класса. А вы, — опять указал он на парторга, — не спрашивали. Где-то меж собой решили…

В зале зашевелились.

— Что скрывать, мы только из нашего цеха отправили в деревню более десятка человек. Среди них были и такие, кто запятнал нас. Были!.. — еще раз повторил Матвей Яковлевич. — А мы кричим, что должны как зеницу ока беречь дружбу рабочих и крестьян. Разве так берегут!.. — Старик протяжно вздохнул и вдруг посмеялся над собой: «Ну, разошелся…» И опять посерьезнел. — А против Назирова я не возражаю. Будем считать, что нам повезло на этот раз. Но, дорогой Азат Хайбуллович, крепко заруби себе на носу, — старик повернулся к Назирову, — нелегко тебе будет. Уходя из цеха, положи в карман кусочек победитового резца. В трудные минуты ты его стисни изо всей силы, вот так, в ладони! — Матвей Яковлевич поднял сжатую в кулак руку. — И сам тогда не уступишь в твердости закаленной стали.

Кровь молоточками постукивала в висках, но Назиров был благодарен старику. Он поклялся про себя никогда не забывать этого переполненного рабочими красного уголка.

— Татары говорят: «Стариковские советы собирай в лукошко», — так начал Сулейман-абзы, комкая в руке кожаную фуражку. — Что же, брат, это твое дело, хочешь — в лукошко собирай, хочешь — в кисет клади. Но только знай: приедешь в колхоз, тебя первым делом спросят: кто послал тебя, дяденька? — Размашистым жестом руки, в которой была зажата фуражка, показал он на Назирова. — Что ты ответишь колхозникам, га? Скажешь, рабочий класс? Нет, ты на деле покажи, что такое есть рабочий класс. Это раз. Теперь — ты мастак по части проектов. Начни с большого. Деревня теперь требует перестройки. Это два. Третье: опирайся на нас! Всегда поможем. Не думай, что, взяв расчет, ушел с завода. Своей пуповиной ты все равно прирос к цеху. Раньше сам эти машины делал, теперь будешь работать на них. Предложения сыпь нам. Говорю, сыпь, а не посылай с прохладцей, когда придется. А мы здесь уж найдем средство, как помочь. Уговор, га? — И, увидев, что Назиров кивнул головой в знак согласия, закончил: — Ну, смотри!.. Уговор — он белее выпавшего снега и чище парного молока.

Гульчира поздно узнала о собрании. И тут же побежала в механический цех.

Когда Гульчира вошла в красный утолок, выступал ее отец. Она слушала его речь и, сама не зная почему, все больше заливалась краской.

После отца попросил слово Андрей Павлович Кукушкин.