Огни в долине

— Еще бы. О находке Пестрякова все газеты напишут. Жди корреспондентов, Аленка.

— Лучше бы без них. Будут везде соваться и мешать работать.

— Ну, знаешь ли. «Комсомолка» именинница и ты вместе с ней.

Гости не заставили себя долго ждать. Первыми пришли Иван Тимофеевич и Ольга. Буйный еще с порога, не успев снять полушубок, громко сказал:

— А где моя внучка? Где она прячется?

Откуда-то донесся тихий детский смех.

— Катюша! Ты где? Ну-ка, покажись нам.

Иван Тимофеевич отлично видел, как колыхнулась портьера, как на секунду из-за нее выглянула лукавая рожица, но продолжал игру. Большой, неуклюжий, он снял полушубок, шапку и пошел в комнату, обеими ладонями приглаживая волосы и говоря:

— Где моя внучка, куда вы ее спрятали? Уж не медведь ли ее утащил?

Опять послышался радостный, с трудом сдерживаемый смех, и, когда Иван Тимофеевич повернулся к портьере спиной, Катя бросилась к нему, обхватила ручонками ногу.

— Деда, я здесь! Здесь!

— Ах ты, шалунья-попрыгунья.

Буйный, как перышко, подхватил девочку, и она тотчас взобралась ему на шею.

— Будем продавать горшки?

— Будем! Будем!

— Горшки-и-и, кому нужны горшки, — хрипловато запел Иван Тимофеевич, медленно обходя комнату. — Кому нужны дырявые горшки.

Катенька заливалась счастливым смехом, и трудно было сказать, кому из них веселей. Дымова, выпроводив из кухни Александра Васильевича, стала помогать Елене.

Потом пришел Слепов.

— Почему без Стюры? — спросила его Елена.

— Так я же не в гости шел, — смутился Иван Иванович, — я по делу. А Стюра сегодня стирку развела.

— У вас всегда дела. Хоть когда-нибудь бы зашли просто так.

— Придем, Елена Васильевна, обязательно придем, — покашливая в кулак, пообещал Слепов. — А где же гость? Настоящий гость?

— Вы имеете в виду Никиту Гавриловича? Ждем. Вот-вот должен быть. Идите в комнату, к мужчинам, нечего тут стоять.

Иван Иванович расправил гимнастерку, посмотрел на себя в маленькое зеркало на стене и открыл дверь в комнату, откуда доносился смех Катеньки и рокочущий бас Буйного.

Плетнев пришел последним. Ваганов после бани разморился и остался дома. Увидев охотника, Елена бросила стряпню, на ходу вытирая руки фартуком.

— Никита Гаврилович! Здравствуйте, славный вы мой, — она протянула руку, затем решительно сказала: — Э, да чего там, лучше я вас поцелую, — и, обняв старого охотника, крепко поцеловала в щеку. — Как я рада снова вас видеть.

— А уж я-то, Елена Васильевна, я-то, — растроганно отвечал таежник. — Поверите ли, как соскучился по вас. Ведь все вы мне будто родные. Самые близкие люди.

— И мы вас родным считаем, Никита Гаврилович. Как хорошо, что вы наконец приехали. Насовсем, конечно?

— Вроде бы так… Ну рассказывайте, как живете. Слыхал, дочка у вас. Покажите ее.

Елена провела Плетнева в комнату.

— Катя, вот тебе еще один дедушка.

Девочка сразу притихла и спряталась за Буйного.

— Зачем прячешься, — строго сказала мать, — это нехорошо. Подойди и подай дедушке руку.

— Иди, Катенька, иди, — шепнул Иван Тимофеевич. — Никита, он хороший, ты не бойся.

— А я и не боюсь, — девочка подбежала к охотнику и протянула ладошку. — Меня Катей зовут. А тебя как?

— Меня-то? Никитой. Какая ты большая да славная. И на мать походишь, и на отца чем-то.

— И на дедушку еще похожу, — охотно сообщила Катенька. — Вон на него. На тетю Олю тоже похожу, и на тебя буду походить, если ты хороший. Я ужасно похожая.

Все рассмеялись, а девочка надулась.

Плетнев неумело погладил ребенка по голове.

— Смотри-ка, это я тебе принес, Катюша, — и вытащил из кармана сверкающий кристалл горного хрусталя. — Нравится?

— Он блестит! Он вкусный! — девочка восторженно захлопала в ладоши. — Можно, я его лизну?

— Не смей! — вмешалась мать. — Это камень, а не конфета.

Катя боязливо оглянулась на нее и приподнялась на цыпочки.

— Нагнись. Я тебе что-то на ушко скажу.

Никита Гаврилович послушно пригнулся.

— Ты принеси мне белочку, ладно? Только живую-живую.

— Живую? Ладно, принесу.

— Смотри, вон тот дедушка обещает, обещает, а не приносит. Я прошу, а он не приносит.

— Иван Тимофеич-то? Да он ловить их не умеет, а я умею.

— Садитесь за стол, — пригласила Ольга Михайловна, расставляя приборы. — Будем ужинать.

— Давненько не собирались мы все вместе, давненько, — весело говорил Майский, энергично ввинчивая штопор в пробку внушительной бутылки, и повернулся к Слепову. — Мы, Иван Иванович, все здесь старые таежные бродяги. Знаем друг друга много лет. Можно сказать, одна семья.

— Семья и есть, — прогудел Буйный, — а крепость нашей дружбы не раз проверена.

— Завидую вам, — с легкой горечью сказал Слепов. — А из моих старых друзей в живых никого не осталось, — он чувствовал себя немного неловко, говорил мало, все время поглядывал на Плетнева, а потом пересел к нему поближе и стал расспрашивать о жизни, которую в последнее время вел охотник.

Никита Гаврилович рассказывал скупо, но понемногу тоже разговорился, и беседа пошла живее.

Майский стал разливать по рюмкам темно-красное густое вино.

— Давайте выпьем за Никиту Гавриловича. Это ему обязан своим рождением прииск Новый. А теперь будет работать на нашем прииске.