— Ну, этого-того, спустились мы утром в забой, как всегда, стали готовиться к работе. Я взял кайло, подошел к стене, дай, думаю, попробую как тут. И увидел его, — Данилка показал на самый большой самородок. — Торчит в стене он, будто заноза. Вот незадача, подумал, камни пошли, проваландаемся с ними. Зацепил кайлом да эдак легонько потянул. А он и вывалился, да мне на ногу. Я, этого-того, ругнулся, понятно… Ногу-то больно. Потом думаю: вроде небольшой камень, а стукнул шибко. А тут мне словно шепнул кто: самородок же это. Я их раньше, можно сказать, толком и не видывал, — Данилка почмокал губами, раскуривая угасающую папиросу. — Поднял камень. Света мало, однако разглядел: верно, самородок. «Ребята, — ору дурным голосом, — я самородок нашел!» Подбежали они ко мне, дивятся. Многие, как и я, не видывали настоящих-то самородков. А я тем временем в той же стенке еще два выковырнул. Тут и все бросились к этому месту. Однако больше пока не нашли. Ну, я, этого-того, сразу к Елене Васильевне с докладом.
Пестряков замолчал.
— Удивительно! Чудеса, да и только, — Майский подошел к столу и опять стал разглядывать самородки. — Поздравляю тебя, Данила Григорьевич. По-старому это называется фартом.
— Фарт и есть, — подтвердил счастливый Данилка.
— Ты была в забое? — Александр Васильевич посмотрел на жену.
— Еще спрашиваешь! Переполоху у нас было. Вся шахта почти сбежалась. Что, директор, зарядишь сегодня пушечку?
— Обязательно. Трахнем в честь бригады Данилы Григорьевича Пестрякова. И премия полагается за находку.
Данилка бросил погасшую папиросу и придавил сапогом. Он опять начал нервничать. Майский заметил это.
— Ты чего, Данила Григорьевич?
— Вы насчет премии сказали. Верно?
— Да, премия полагается.
— Так уж вы, этого-того, Александр Васильич, на всю бригаду чтобы.
— Вот что тебя беспокоит. Хорошо, хорошо. А теперь я тоже хочу взглянуть на то место, где лежат такие подарки.
— Пойдем, — пригласила Елена, — посмотри, где хранит свои сюрпризы наша «Комсомолка». Забой интересный.
Переходя шахтный двор, Майский с удовольствием думал, что хорошо начавшийся день имеет и хорошее завершение. Не часто такое бывает.
Домой Александр Васильевич попал поздно, хотя и торопился закончить все дела. Елена уже успела прибрать в квартире, привести от соседей ребенка и сейчас хлопотала на кухне, готовя ужин. Майский старательно вытер ноги о плетеный коврик у двери, снял плащ и с удовольствием почувствовал тепло и знакомые запахи своего дома.
— Послушай, Аленка, — заговорил он, направляясь к умывальнику, — у нас сегодня будут гости.
— Правильно, только гостей мне сейчас и не хватает. Перестань шутить.
— А я не шучу. Просто забыл сказать давеча, на шахте. Ты приготовься, вернее, приготовь что-нибудь. Я много народу пригласил.
Елена повернулась к мужу, держа в одной руке нож, а в другой наполовину очищенную картофелину. По его лицу она поняла, что он говорит серьезно, и вздохнула.
— Ты эгоист, Саша, и не жалеешь меня, а может, и не любишь больше… Ну ладно, гости так гости. Мне нравится, когда в доме народ, особенно, если это друзья. Но сегодня я устала и поволновалась. Кого же ты ждешь?
— Самый главный сегодняшний гость — Никита Гаврилович. Он приехал утром, это я тоже не успел тебе давеча сказать.
Жена чуть улыбнулась.
— Возможно, он придет со своим дядей Степаном Дорофеевичем. Помнишь его?
— Смутно. С дядей или без него, я рада видеть Никиту Гавриловича. Для меня он как близкий родственник. Еще кто-нибудь будет?
— Ага. Иван Иванович, вот только не знаю, со Стюрой или один. Дальше — Иван Тимофеевич и Оля, конечно, вот, кажется, и все, если только я кого-нибудь не забыл.
Елена облегченно вздохнула и снова принялась чистить картошку.
— С такими гостями я справлюсь. Есть кое-что в запасе.
— Я всегда догадывался, что из тебя получится отличная хозяйка, — он поцеловал жену в шею.
— Если ты назвал гостей, помогай готовить ужин. Вон на гвозде фартук. Надевай, и садись чистить картошку.
— Сейчас, мамочка, дело знакомое. А что-то я не вижу Катеньки. Она где?
Дверь приоткрылась, и из-за нее выглянула курчавая беловолосая малышка с большими, серыми, как у отца, глазами.
— А Катенька вот она, — серьезно сказала девочка.
— Здравствуй, Котеночек, — Александр Васильевич поманил дочь и, когда она, радостно улыбаясь, подбежала к нему, подхватил на руки и поднял к потолку. — Ты была послушной сегодня?
— Да, я была очень-очень послушной. А ты, папа, колючий как цветочек, который стоит на окне.
— Я побреюсь, дочка, вот только помогу маме, — он осторожно поцеловал девочку и опустил на пол. — Хочешь тоже помогать маме?
— Хочу, хочу!
— Тогда садись вот здесь, около меня и подавай из корзины картошку. А я буду чистить.
Несколько минут вся семья работала молча. Потом Александр Васильевич сказал:
— Вот беру картошку, Аленка, а мне кажется — самородок.
— И у меня они все время перед глазами, — охотно откликнулась жена. Видимо, пережитое на шахте еще не улеглось в ней. Сколько золота видела, но такие самородки — впервые. И рада, как давно не радовалась.