Огненный всадник

Трубецкой, выдержав мушкетный и пушечный огонь мстиславцев и, к своему немалому удивлению, с трудом отбив 18 июля атаку партизанского командира крестьянина Потапова с пятнадцатью шляхтичами и тремя сотнями крестьян, пришедших на помощь горожанам, тем не менее, ворвался в город, который сами же московиты с уважением называли «белорусским Суздалем» за многочисленные величественные храмы, а литвины за это же самое любовно прозвали город маленьким Вильно. Красив и важен был Мстиславль. В 1617 году здесь закончили строительство костела Девы Марии, а в 1640-м — костела Святого Михаила Архангела. Гордость мстиславцев являл собой иезуитский монастырь. Однако городской замок на горе Кармелитского костела был все еще деревянным. Но именно это ненадежное строение задержало захватчиков, обрушив на их головы град пуль и ядер. Взбешенный Трубецкой атаковывал вновь и вновь Замковую гору. Вновь и вновь откатывалась волна атакующих, устилая траву телами убитых и раненых. В это же время ратники захватчиков рубили священников костела Девы Марии и святого Михаила Архангела, бросали на крыши домов гранаты и зажженные факелы, не разбирая рубили наотмашь саблями чернобородых людей в черных одеждах, узнавая в них жидовских торговцев… Хотя под нож шли не только «неверные» — рубили всех, кто попадался под руку: вооруженных горожан, невооруженных стариков, женщин и даже детей. И лишь мастеров по приказу царя Трубецкой велел своим стрельцам не убивать, а хватать, «никак не ранив, и ничего не покалечив». Мастеров нужно было отсылать в Москву — так распорядился сам патриарх Никон.

— Найдите мне резчика Степана Полубеса! — приказывал Трубецкой своим ратным холопам. Этого известного в Литве мастера заказал изловить и доставить невредимым в Москву сам патриарх Московии.

Однако Степан Полубес и не думал ни о какой Москве. Он, с мушкетом в руках, как заправский солдат, стрелял в атакующих замок московитян, пока не закончились пули. Смерч огня московских орудий разбил деревянный замок, поджег его стены и частокол. Московитские ратники и наемники ворвались-таки в горящие руины, но даже здесь мстиславцы продолжали сопротивляться, саблями, ножами, пиками и прикладами рубя и колотя штурмующих. В дыму и пламени, в облаках пепла люди сцепились врукопашную, рубили друг друга клинками, хватали голыми руками за горло, били кулаками в лицо, душили поясами… Степан Полубес поднял с земли чей-то бердыш и отбивался от наседавших на него московских ратников, которым было наплевать, мастер он или нет. Однако «славутый майстар» выказал недюжее мастерство солдата. Он сразил бердышом одного, проткнул второго, рубанул по голове третьего. Рядом рванула бомба, окутав забрызганного кровью Полубеса белой пеленой дыма. Оглушенный мастер упал на землю…

Слишком неравными оказались силы. Быстро таяло число тех мстиславцев, кто еще держал оружие в руках, кто мог сопротивляться. Более пяти тысяч человек гарнизона пало в неравной схватке. Еще пять тысяч простых горожан были застрелены или зарублены саблями. Почти все деревянные дома горели, заволакивая голубое июльское небо черным дымом…

Возможно, Трубецкой так мстил своему старшему брату, который в годы Смуты ушел в Литву и всегда воевал за сие русское Княжество. Что касается Степана Полубеса, то он очнулся, когда его за ноги тащили два стрельца: кто-то из пленных опознал в контуженом мстиславце известного в Литве мастера, и его поволокли в обоз показать самому Трубецкому.

— Связать его! — приказал московский воевода, как только полупьяный от контузии мстиславец назвал свое имя и профессию. — Найти его жену, если жива осталась, и готовить к отправке в Москву! За мастеров головой мне ответите! — грозил князь кулаком своим стрельцам…

Трубецкой, окруженный охраной, ехал на коне по улочкам Мстиславля, угрюмо смотрел на захваченный город и не чувствовал радости от победы. Вокруг горели хаты, храмы, монастыри, в свете пожара проносились конные стрельцы, метались силуэты людей, заливающих по его приказу огонь, ратники гнали группы израненных пленных, тащили за ноги убитых, и трупы, трупы, трупы… Местные жители, тем не менее, еще долго пытались вызволить родной город из лап захватчиков: в округе действовал партизанский отряд, но силы повстанцев были явно недостаточны. В плен к московитам попало семь партизан, включая женщину. Захватчики вволю поиздевались над пленными: били их бичом, прижигали тело раскаленным железом. В конце концов старшего повесили, а остальным отрезали носы и уши, отпустив в назидание прочим литвинам — не сопротивляться новой власти.

Ну, а государь московский ликовал. Теперь он официально внес в свой титул наименование «Полоцкого и Мстиславского» между титулами «Рязанский и Ростовский». Все исторические сокровища Полоцкого Софийского собора царь велел переписать как «исконно» свое. Вся древнерусская София, от дверей до колоколов принадлежала нынче Алексею Михайловичу Романову.

* * *