Огненный цикл

И ответ был близко — вот он, почти совсем уже тут, на краю сознания. В какой-то миг безмерного одиночества (за окном медленно ползущего поезда тянулись плоские, в пятнах талого снега поля) ей больше всего захотелось, чтобы ее поняли до конца, словно это и был ответ. Но ведь чтобы понимать друг друга, два человека должны быть неотличимо одинаковыми, подумалось ей вслед за тем. Нет, неверно, только один-единственный человек может понять меня до конца — я сама.

Как мне найти место в этой печальной и забавной жизни, какова моя роль, что могу я делать лучше всего? Ответ будет сложный, столь же многогранный, как сама жизнь, которая тоже, кажется, не поддается простому определению. Ясно одно: люди-все люди, такие ей близкие и такие чуждые, — потребуют, чтобы она отдала им все лучшее в ней, лучший свой дар — и тогда взамен они дадут ей то, что ей всего нужней. Но чего они ждут от нее? И чего она ждет от них? (Если бы знать, если бы знать!)

А роль? Даже этого еще недостаточно. Тут кроется что-то еще; вероятно, этим занимается какое-то неведомое ей направление философии. А быть может, все проще, и жизнь и смерть лишены смысла, но, навязанные людям, повторяясь опять и опять, обретают смысл, и в основе всего лежит простая необходимость. Из сложности — жизнеспособность, из жизнеспособности — сложная необходимость; когда кончается необходимость, кончается жизнь — сон, покой, скука, смерть. Быть может, роль — это все. А может быть, мне этого мало, и я всегда буду искать, потому что иначе не могу, и никогда не найду, потому что это мне не дано?

Ответ, не самый главный ответ, дрожал, трепетал на краю сознания — как найти себе место в этом печальном и забавном мире? Еще рано.

«Время придет, время придет», — стучали колеса.

«И скоро, — просвистел свисток, — скоро».

Дейв встретил ее на станции, помог выйти из вагона, взял единственный ее чемодан, выло свежо, ветрено, но на присыпанной гравием дорожке, по которой они шли к машине, снег растаял.

Они поздоровались, а потом Дейв умолк, и, объятая внезапным страхом, чувствуя возникшую между ними отчужденность, Бетти-Энн воскликнула:

— Что-то не так!

Усаживая ее в машину, Дейв спросил:

— С чего ты взяла?

— Ты такой… — она запнулась, подыскивая слово, которое выразило бы ее мысль, стараясь определить не только для него, но и для себя, откуда вдруг возникла эта уверенность. От того, как передернулись его губы, как прозвучал голос, когда он с ней здоровался, от сдержанности, которая почудилась ей в его взгляде? Нет, не то, что-то еще. Казалось, в первое же мгновенье она услыхала его тайную мысль, а теперь не могла ее вспомнить.

— Как мама? С ней ничего не случилось?

— Конечно, нет, — ответил Дейв. Он захлопнул дверцу машины с ее стороны и обошел машину кругом. Садясь за руль, спросил:

— Как тебя кормили? Вид у тебя здоровый, но все-таки тебе там всего хватало?

Бетти-Энн засмеялась.

— Вполне!

— Я ведь учился в государственном университете. И боялся, что в частной школе тебя будут плохо кормить. Но я рад тебя видеть. Ты хорошо выглядишь… Приятно, что ты опять дома.

— Я соскучилась, — призналась Бетти-Энн.

— Надолго тебя отпустили? — спросил Дейв, включая зажигание.

— На десять дней.

— Не так уж много. Но тебе в самом деле там нравится? Ну, и каково это — учиться в большом колледже на Востоке? Что там за девочки? Тебе легко с ними ладить? А как…

— Господи! Не все сразу, па. У нас же целых десять дней. Если я все выложу тебе сейчас, завтра мне уже не о чем будет рассказывать. И тогда я буду точно какой-нибудь забуревший фермер: «Да, холодновато нынче. Похоже, опять снег пойдет. Как бы озимые не померзли».

Машина развернулась и покатила прочь от станции.

Бетти-Энн поуютней устроилась на сиденье.

— Там очень интересно, — сказала она. — Но совсем не так, как я себе представляла. — Она помедлила, подбирая, в какие слова облечь основные свои впечатления от колледжа, и почти тотчас ощутила, что молчание становится тягостным. Недоумевая, она выглянула из окна и сказала:

— А здание суда стало чище.

— Разве Джейн тебе не писала? В сентябре его чистили песком. Как раз после твоего отъезда.

— Нет, не писала… наверно, забыла… А что это со скобяной лавкой Кларка? Там, вроде, новая витрина?

— Он продал лавку… А в южном конце города в прошлом месяце был пожар. И сгорел Замок.

— Про пожар мама писала.

Дейв свернул на Пятую улицу, к казармам. Бетти-Энн снова поглядела на него. Как же преодолеть эту вдруг выросшую между ними преграду? Главное — не молчать. И она сказала:

— Он как будто стал меньше, наш город. Будто сжался… Дома не такие, как в Новой Англии. Там они такие старые. В них живут так давно, что кажется, частица жизни передалась и им. Наши дома совсем другие.

А ведь Дейв может подумать, что после трех месяцев на Востоке она стала смотреть на их город свысока… И Бетти-Энн поспешно прибавила: