Огненный шар

Мельников завелся, начал дергать ручку сильнее. За дверью послышался шорох, потом по полу прошлепали Машкины босые ступни, щелкнула задвижка, дверь приоткрылась. На Мельникова глянула испуганная потная со сна физиономия жены.

– Ты чего?! – прошептала она.

– А чего?

Мельников жадно прошелся глазами по ее телу, едва прикрытому белой шелковой сорочкой. Там разрез, там вырез, все просвечивается. Для него-то такого белья не надевала. А? А может, она не одна там? Может, тайком через окно кого к себе впускает? А что? Этаж первый. Окна большие.

– А ну, отойди!

Он грубо оттолкнул ее от двери, шагнул в комнату. Там было темно, окна были плотно занавешены портьерами. Мельников с силой рванул шторы в стороны. Мутный свет занимающегося утра залил комнату. Окно приоткрыто. Валерий подошел к кровати. Там никого не было, но!

Но обе подушки были смяты, и простыня на второй половине тоже была смята. Как это понять? Она что, мечется во сне, как ненормальная? Да он сколько помнит, Машка спала на одном боку! Схватив обе подушки, Мельников поочередно поднес их к лицу, вдыхая запах.

– Вот на этой спала ты, Маша, – безошибочно угадал он такой знакомый мятный аромат.

Швырнул ее подушку на кровать на ту половину, где простыня была почти не смята. Понюхал вторую подушку, еще и еще. Она пахла… мужиком, хоть убей! Это не сухие духи для постельного белья, твою мать! И не запах стирального порошка! Это точно запах мужского пота вперемешку с лосьоном для бритья.

– А вот на этой подушке, Маша, спал кто-то еще.

Мельников швырнул подушку на вторую половину кровати, где простыня превратилась в гофрированный комок от чьего-то зада.

Он шагнул к жене, схватил ее за волосы на затылке, приблизил ее лицо к своему.

– И я хочу знать, кто спал на этой половине кровати, Маша? – раздувая ноздри, сипло выдавил Мельников. – Хочу знать, Маша!!!

– Не ори, Сонечку разбудишь, – попросила она тихо, пытаясь вырваться. – Ей и так досталось в последние дни! Сначала папаша оказался кобелем, потом учитель китайского и не учитель вовсе, а…

– А теперь ее мать оказалась шлюхой! – Мельников оскалил зубы, приблизив их к Машкиной белой шее. – Так, Маша?

– Я не шлюха, – Маша задрожала. – Я спала. Ты ворвался. Какие-то новости про подушку. Нюхает ее! Дурак, что ли?! Опомнись, Валера, старые мы для измен. Я – особенно.

Мельников оставил в покое ее затылок, медленно провел ладонью по ее спине и обомлел.

– Да на тебе трусов нет, Маня! – Его глаза сделались бешеными. В горле что-то булькнуло и застряло, перекрывая поток воздуха. – Ты же всю жизнь спишь в трусах, Манечка!!! А что же сегодня???

Она попятилась, сделавшись белее сорочки, в которой спала.

– Кто здесь был, Маша?! – Мельников шагнул к жене с занесенным над ней крепко сжатым кулаком. – Говори, а то убью!..

Через три часа он уже сидел в своей новой машине, которую еще не обкатал как следует и к которой еще не особо привык и, аккуратно объезжая на ней глубокие лужи – дождь все-таки гуляка-ветер нагнал, – катился на работу. Костяшки его кулаков побаливали. Он с таким упоением избивал свою жену, что, не останови его Валентина, заглянувшая на Машкин вой, убил бы точно.

– Будешь сидеть здесь! – отволок он брыкающуюся Машку в подвальную кладовку. – Без еды и света! Вечером приеду, решу, что с тобой делать!!!

Ключей от этой кладовки больше ни у кого не было. Запасные он у Валентины отобрал. Так что голожопая его супруга будет сидеть взаперти без воды и еды до вечера. А вечером он сунет ей бумаги на развод, которые она безропотно подпишет. И в бумагах – тех, что она подпишет, Машка откажется от своей доли во всем их совместно нажитом имуществе. Просто, добровольно откажется.

А если эта сука вздумает мудрить, он ей… Он ее…

Мельников внезапно услышал хруст кожи оплетки руля, так он стиснул пальцы.

Надо держать себя в руках, Валера! Надо быть уравновешенным. У него, можно сказать, жизнь только начинается. Машка так удачно наставила ему рога. Теперь у него не будет никаких сожалений по поводу развода с ней. И повод есть оставить ее безо всего. Карина Илюхина теперь практически одинока, муженька ее закрыли и, возможно, на долгий срок.

Живи и радуйся!!!

– Таня, привет, – поздоровался Мельников с ошалевшей секретаршей. – Как жизнь молодая?

– Нормально, Валерий Сергеевич, спасибо, – она осторожно улыбнулась.

– Илюхина на работе? – спросил он в дверях своего кабинета.

– Опаздывает! – Таня со вздохом подняла и опустила плечи. – Все, как всегда.

– Ага! Как явится, сразу ко мне.

Он почувствовал, как бешено заколотилось сердце в предвкушении встречи с нарушительницей дисциплины. Но тут же велел ему утихомириться. Времена изменились. Отношение к Карине – тоже. И если он хочет, чтобы она перестала его люто ненавидеть, а она ненавидела его именно так, то ему надо менять свое отношение к ней.

– Сразу ко мне…

Илюхина явилась на работу лишь через час. А к нему медлила идти еще минут двадцать. Тянула время. Дурочка, он же ничего такого. Просто повидаться.