Огненный шар

– Нет, не Илюхина, вторая. Ее помощница. Такая невзрачная. Зубки у нее кривенькие, – с удовольствием описала Таня.

– Ольга?! – удивился Мельников. – Она догнала опера и сидела с ним в машине?

– Да, да, совершенно верно, Валерий Сергеевич, Ольга. Догнала и сидела, – и снова она спохватилась: – Так охранник сказал.

– Понятно… А ну-ка, соедини меня с ней, живо!

Ему пришлось подождать, пока бестолковая секретарша пару раз перепутает кнопки и без конца за это станет извиняться. Когда наконец голос помощницы Илюхиной зазвучал в телефонной трубке, Мельников готов был взорваться.

– Валерий Сергеевич? – спросила нахалка, осмелившаяся за спинами всех сотрудников сплетничать с полицейским.

– Ольга? – в свою очередь уточнил он.

– Да, да, это я.

– Ты в кабинете с Илюхиной? Она там?

– Нет, она уехала в банк. Отпросилась.

«Интересно, у кого?» – хмыкнул Мельников.

– Стало быть, в кабинете ты одна?

– Да, Валерий Сергеевич.

– Это хорошо… – и мгновения не прошло, когда он спросил: – И о чем ты с ним говорила?

– С кем??? – Она слабо охнула.

– С оперативником, который явился к нам на фирму сплетни собирать! Только не ври мне, поняла!!! – Он привычно повысил голос, он всегда так говорил с подчиненными. – Ты догнала его, сидела с ним в машине. О чем ты с ним говорила??? Соврешь – уволю прямо сегодня!!!

– Валери-и-и-ий Сергееви-и-ич… – захныкала сразу Оля. – Я ничего такого! Поверьте! Я про Илюхину с ним говорила.

– А что Илюхина?

– Про ее слова, которые она в ваш адрес сказала за пару недель до того, как… Ну, до того, как все это случилось! – Она плакала, глотая окончания. – Она нехороший человек, Валерий Сергеевич. Очень нехороший! Вы вот прощаете ей все ее опоздания и промашки, а она…

– Что она?

– Она вам смерти желает! – понизила голос до зловещих низов Ольга.

– Смерти-и-и? Ишь, ты-ы-ы! Круто! – Он хохотнул. – А кишка у нее не тонка, смерти мне желать. Ольгунь?

– Я не знаю, Валерий Сергеевич, не знаю! Но ведь все произошло именно так, как она вам желала!!!

– А как она желала?

Мельников вдруг поймал себя на том, что пальцы его правой руки, не занятые телефонной трубкой, выбивают победный марш по столу.

– Она желала вам сгореть заживо, Валерий Сергеевич! Это… Это ужасно! Ужасно страшно!!! Только сказала и бац – в вашей машине находят сгоревшего человека. Я что думаю, Валерий Сергеевич… – она тяжело прерывисто дышала, будто бегала теперь по кабинету. – Может, киллер, которого она наняла, перепутал вас с тем, кто хотел угнать вашу машину?!

Ух, ты! Ай да Оленька!

– Не знаю, – произнес он со вздохом. – Ты об этом говорила Вострикову?

– О чем?! – Она снова переполошилась до слез.

– Ну, о киллере, который перепутал меня с угонщиком?

– Нет, это мне только что пришло в голову. Прямо вот только что, – поспешила она оправдаться. – С оперативником я только про Илюхину говорила, про ее слова и пожелания в ваш адрес. Никто ведь, Валерий Сергеевич, никто и никогда не посмел бы вам желать такого, а она! И это после всего, что вы для нее сделали!!!

Он озадаченно крякнул мимо трубки и глянул на свое отражение в мониторе. Вот как раз за то, что он для Илюхиной делал, ему и надлежало гореть в аду, если уж быть справедливым. Но Оленьке не следует об этом знать. И кому бы то ни было еще. А Илюхина – не дура, молчать станет об их художествах в его кабинете. Это ведь мотив, да еще какой!

– Валери-и-иий Сергееви-и-иич! Вы ведь не уволите меня, нет??? – снова принялась хныкать Оля. – Я вам только добра желаю! И Вострикову рассказала про Илюхину только, чтобы знали, где искать. А то уже сколько времени прошло, а она… А ей… Ходит себе, улыбается!

– Я никому ничего не скажу, Олька, – рассмеялся он, прекрасно понимая, в каком направлении мостит себе дорогу предприимчивая девушка. – И ты особенно языком не болтай на работе.

– А в полиции?! Если вызовут вдруг???

– Там все скажи, как и мне сказала. Всю правду. Жаль, что никто не может подтвердить твои слова, жаль, – фальшиво опечалился он.

– Да? Никто? – Она была явно разочарована. – Но…

– Никто, Оля! – с нажимом повторил он.

– Понятно… А, может, мне Таню-секретаршу подговорить и…

– Не смей, дурочка. Это дача ложных показаний. Это уголовная ответственность.

И, положив трубку, закончил мысль: равно как и незаконное прослушивание. Это тоже наказуемо. Так что свою запись он никому не покажет. Никому. А Илюхина – дура принципиальная – сама все про себя выложит. Прижмут ее маленько, она и выложит.

Настроение у него заметно улучшилось. Он даже собирался в бассейне немного поплавать, как в кабинет к нему влетела Машка. Без стука! Вломилась. Как медведица! Морда бледная, будто мукой протиралась. Глазищи бешеные!

– Что стряслось? – спокойным голосом спросил он и выразительно глянул на дверь, отлетевшую к стене.

– Там!.. – ее трясущийся палец указал куда-то ей за спину. – Там менты!!!

– И что? Что хотят-то? – Он медленно провел рукой по богатой седеющей шевелюре.

– Говорят, что хотели бы поговорить с тобой, – ее грудь, до сих пор обтянутая ночной сорочкой, высоко вздымалась.