Огненный шар

Он провалялся на спине еще с полчаса, балансируя на грани сна и реальности. Потом с кряхтением поднялся, стащил с себя трусы и пошел в ванную. Сначала парился в ванне в горячей воде, потом перешел в душ под ледяные струи. Тщательно брился, расчесывался, поливал себя одеколоном, дезодорантом, умащивал распухшее от недельного запоя лицо лосьонами и кремами. Порывшись в шкафу, нашел там легкие домашние брюки и тенниску. Вышел на террасу, осмотрел сад. Везде полный порядок, если не считать толстой Машки, бродившей между кустов в ночной сорочке.

– Мария! – гаркнул Мельников так, что птицы из кустов вспорхнули. – Зайди в дом!

Она примчалась с улыбкой, заметив в муже перемены. Но вскоре улыбка померкла. Когда Мельников выходил из спальни, Мария уже ревела белугой и прошипела злобно ему вслед:

– Лучше бы ты пил, скотина!

Мельников этого не слышал. Он трижды обошел по периметру сад. Перебросился парой слов с садовником Валентином, похвалив за работу. Велел его супруге приготовить окрошку к обеду и пошел к себе в кабинет.

Вообще-то изначально эта комната предназначалась под бильярдную. Но потом Мельников, не очень жалующий гостей на своей территории, передумал и бильярдный стол убрал. А вместо него заставил комнату дорогой офисной мебелью. Провел сюда связь, Интернет, повесил экран для проектора. Пользовался комнатой редко, в основном для подсчета денег. Сейчас же хотел посидеть в тишине и подумать. Останься он в гостиной, покоя не видать. Машка начнет сновать туда-сюда. Софийка с учебниками и трудно произносимым лепетом опять же без конца высовывалась из своей комнаты. Валентине приспичит непременно в этот момент цветы полить или пыль с мебели смахнуть.

А в кабинете хорошо: тихо, полумрак, приятно. Вдвойне приятнее от работающего кондиционера, выстудившего комнату до восемнадцати градусов. То, что как раз требуется сейчас его изможденному алкоголем организму.

Мельников широко разложил локти на столе, глянул в черный экран монитора, отразившего его крупную голову с густой шевелюрой. Он провел пальцами по своему отражению, будто хотел стереть напряжение, застывшее на лице.

Все проходит. Пройдет и это. Все проходит…

Он поднял телефонную трубку и набрал номер приемной.

– Слушаю вас, – отозвалась бесцветным противным голосом его секретарша.

– Таня, это Мельников, – буркнул он. – Что там на фирме? Как дела?

– Ой, Валерий Сергеевич! Как я рада вас слышать!!! – Ее голос слабо оживился. – Как ваше здоровье?

– Нормально. Отвечай на вопросы!

– На фирме? Все в порядке. Все хорошо. Вчера были массовые отгрузки, восемь машин отпустили. Все по плану, – щебетала она полудохлой птицей. – Вас тут заждались все. Каждый день про вас спрашивают.

– Это хорошо, – он не без удовольствия улыбнулся. – Ну, а так, вообще, что? Какой треп идет?

– Треп?

– Татьяна, уволю! – пригрозил он секретарше, когда она попыталась дурочку свалять. – Ты поняла, о чем я! После той истории с моей машиной, что за сплетни там в офисе?

– Не поверите, Валерий Сергеевич, тишина полная! Ничего!

– Вообще ничего? – не поверил Мельников.

И тут же решил, что если оставленная им прослушка ничего не засечет, и Танька права – сплетен никаких, он ее поощрит. Но тут же вдруг подумал, что она и так зарплату хорошую получает. И ту не отрабатывает, если честно.

– Вообще ничего! – пискнула Таня. – Тут из полиции наведывались. Все пытались коллектив разговорить.

– И?

Под левым глазом вдруг болезненно принялась пульсировать невидимая жилка, заволакивая зрение пеленой. Даже дальний угол комнаты сделался невидимым, превратившись в черную дыру.

– И ничего! Все его, мягко говоря, послали, – возрадовалась Татьяна.

– А кто был? – Он перебрал в памяти всех, с кем ему довелось общаться в первые дни после происшествия.

– Востриков какой-то. На вид лет тридцать – тридцать пять. Симпатичный.

Вострикову Александру Александровичу было сорок. И слыл он весьма въедливым, опытным опером. Многие его хвалили. Мельников успел навести справки о нем за день до того, как ушел в запой.

– И что он хотел?

– Поговорить с вами хотел. Говорю: нет его! А он наглый такой, в ваш кабинет лезет! – пожаловалась Татьяна. – Потом долго по кабинетам ходил. Но говорю вам: никто с ним не откровенничал. Да и кто что знает-то?

Это точно!

– И что потом? – перебил ее Мельников.

Его всегда раздражал голос секретарши – неприятный, вялый, с гнусавинкой. Сегодня особенно раздражал – потому что на похмельную голову.

– Потом он ушел ни с чем. Но…

– Что? – Он сразу насторожился, потому что Татьяна об это «но» споткнулась и заглохла.

– Но охранник мне позвонил и сказал, что этого Вострикова кое-кто догнал и долго с ним беседовал, сидя в машине в паре кварталов от офиса. Уж о чем говорили – не знаю! – спохватилась Таня, поторопившись с уточнениями. – Может, личные проблемы у человека. И никакого отношения не имеют к угону вашей машины, но…

– Кто? – перебил ее болтовню Мельников.

– Эта, как ее… Из отдела продаж.

– Илюхина??? – Отросшие за неделю ногти проскребли по столу.