Огнем и мечом

Они помчались, точно стадо перепуганных дроф, хотя дорога была тяжелая. Казаки въехали в большой овраг, на дне которого была дорога, сделанная самой природой. Овраг тянулся до Коврайца, и казаки летели несколько миль без отдыха. Наконец уже показалось широкое устье оврага, как вдруг Антон осадил коня. Что это? Проход заслоняла какая-то конница, спускавшаяся в овраг, по шести человек в ряд; их было около трехсот всадников. Увидев их, Антон побледнел, хотя был опытный и храбрый воин. Сердце его забилось; в этих людях он узнал драгун князя Иеремии.

Уходить было поздно, его отделяли от драгун каких-нибудь двести шагов, а утомленные лошади казаков не могли бы уйти от погони. Драгуны, увидав их, рысью поскакали к ним и вскоре окружили их со всех сторон.

— Чьи вы люди? — грозно спросил поручик

— Богуновы, — ответил Антон, видя, что нужно говорить правду, потому что самый цвет одежды выдал бы их И, узнав поручика, которого видывал в Переяславле, прибавил с притворной радостью: — Господин поручик Кушель, слава Богу!

— А, это ты, Антон! — сказал офицер, узнав есаула. — Что вы тут делаете? Где ваш атаман?

— Гетман послал нашего атамана к князю просить помощи, и он поехал в Лубны, а нам велел бродить по деревням и ловить беглых.

Антон врал как сивый мерин, но надеялся на то, что если драгунский полк идет от Днепра, то не знает еще ни о нападении на Разлоги, ни о битве под Васильевкой и зверском поступке Богуна.

Но поручик сказал:

— Однако можно подумать, что вы хотите примкнуть к бунтовщикам.

— О нет, — отвечал Антон, — если бы мы хотели идти к Хмелю, то не были бы по эту сторону Днепра.

— Правда, — сказал Кушель, — я не могу отрицать этого. Но, атаман не застанет князя в Лубнах.

— А где же князь?

— Уехал в Прилуки и, может, только вчера двинулся в Лубны.

— Жаль! У атамана есть письмо от гетмана для князя… А смею спросить вашу милость, вы идете из Золотонош?

— Нет. Мы стояли в Коленках, а теперь получили приказ идти к Лубнам: оттуда князь двинется на Хмеля со всеми силами. А вы куда идете?

— В Прохоровку, потому что там переправляются мужики,

— Много их убежало?

— Ой, много, много!

— Ну, поезжайте с Богом!

— Покорнейше благодарим вашу милость. Счастливого пути!

Драгуны расступились, и отряд Антона выехал из оврага; проехав его, Антон остановился у выхода и долго прислушивался, а когда драгуны исчезли из виду и за ними замолк последний, звук, он обратился к своим казакам и сказал:

— Знайте, дурни, что если б не я, то вы через три дня послыхали бы на колах в Лубнах. А теперь вперед во весь дух! — и они помчались.

"Счастье наше, — подумал Антон, — во-первых, что нам удалось спасти свою шкуру, и во-вторых, что эти драгуны не из Золотонош и что Заглоба разошелся с ними, ведь если бы он их встретил, он не боялся бы уже погони".

Действительно, судьба не благоприятствовала Заглобе: если бы он встретил Кушеля, то сразу избавился бы от тревог и опасностей.

В Прохоровке он узнал ужасное известие о корсунском поражении. Уже по дороге в Золотоноши по деревням и хуторам ходили слухи о великой битве и о победе Хмельницкого, но Заглоба не верил им, зная по опыту, что среди народа каждое известие всегда бывает преувеличено и что он любит рассказывать чудеса о казацких победах Но в Прохоровке все его сомнения рассеялись, страшная и зловещая истина поразила его. Хмель торжествовал: коронные войска были уничтожены, гетманы в плену, а вся Украина была объята огнем.

Заглоба в первую минуту растерялся; он был в ужасном положении, счастье ему изменило: он не нашел в Золотоношах никакого гарнизона, а жители были все против ляхов. Он не сомневался ни минуты, что Богун ищет его и рано или поздно нападет на его след и что гончая, которая гналась за ним, не даст себя сбить с верного пути. Имея за собой Богуна, перед собой — бунт, резню, пожары, татарские отряды и остервенелую толпу, он не знал, что ему предпринять. При таких условиях бегство было невозможно, в особенности с девушкой, хотя и переодетой в дедовского поводыря, но всюду обращавшей на себя внимание своей красотой. Действительно, было от чего потерять голову. Но Заглоба никогда не терялся надолго. Среди величайшего беспорядка в мыслях он отлично сознавал, что Богуна он боится сто раз больше, чем самого Хмельницкого, резни и бунта. При одной мысли, что он может попасть в руки страшного атамана, его пробирала дрожь. "Задал бы он мне трепку, — повторял он поминутно, — если бы я попался ему в руки!" Оставалось одно только спасение — бросить Елену, но он не хотел делать этого.

— Должно быть, — говорил он ей, — вы напоили меня каким-нибудь зельем, что я для вас готов на все, даже пожертвовать жизнью.

Он не допускал даже мысли, чтобы бросить ее, но что делать, он и сам не знал.

— Князя искать поздно! Передо мной море бунта; нырну в него, а потом, даст Бог, переберусь на другой берег. — И он решил переправиться на другой берег Днепра.

Но в Прохоровне это не легко было сделать, потому что Николай Потоцкий забрал для Кшечовского все лодки и чайки от Переяславля до самого Чигирина.