Огнем и мечом

Прошло между тем десять дней, а Жендян не возвращался. Наш поручик так похудел от ожидания, что Ануся через посланных стала допытываться, что с ним такое, а Карбони, княжеский доктор, прописал ему какое-то лекарство от меланхолии. Но ему нужно было другое лекарство: он днем и ночью все думал о своей княжне и чувствовал все сильней и сильней, что в сердце его проникло не простое чувство, а сильная любовь, которая должна быть удовлетворена, иначе она разорвет его грудь, как слишком непрочный сосуд

Легко можно представить себе его радость, когда однажды на рассвете к нему вошел Жендян, забрызганный грязью, измученный, исхудалый, но веселый и, судя по лицу, с хорошими вестями.

Поручик моментально вскочил с постели, подбежал к нему и, схватив за плечи, крикнул:

— Есть письмо?

— Есть. Вот оно.

Скшетуский схватил письмо и стал читать.

Он долго сомневался, привезет ли ему Жендян письмо, так как не был уверен, умеет ли Елена писать.

Украинские женщины вообще не отличались образованностью, а Елена к тому же росла в необразованной семье. Но, очевидно, еще отец научил ее этому искусству, так как она написала длинное письмо на четырех страницах. Бедняжка, правда, не умела красиво выражаться, но писала то, что подсказывало ее сердце.

"Я Вас никогда не забуду, скорее Вы забудете меня, — писала она, — я слышала, что между Вами бывают и легкомысленные. Но из того, что Вы нарочно послали за столько миль Вашего слугу, я вижу, что я мила Вам так же, как и Вы мне, за что я благодарю Вас всем сердцем. Не думайте, что мне не стыдно писать Вам о своей любви, но лучше сказать правду, чем солгать или скрыть то, что на сердце. Я расспрашивала Жендяна, что Вы делаете в Лубнах, о лубенских придворных обычаях, а когда он мне рассказал о красоте и ловкости тамошних барышень, то я с горя залилась слезами…"

Тут поручик прервал чтение и спросил Жендяна:

— Что ты там наговорил, дурак?

— Только хорошее, — ответил Жендян.

"…Потому что где же мне, простушке, равняться с ними, — читал дальше Скшетуский. — Но Ваш слуга сказал мне, что Вы даже ни на кого не хотите и смотреть…"

— Это ты хорошо сказал, — проговорил Скшетуский.

Жендян, правда, не знал, в чем дело, но сделал глубокомысленное лицо и значительно кашлянул.

Скшетуский продолжал читать дальше.

"…Я тотчас же утешилась и стала просить Бога, чтобы Он и долее сохранил в Вас те же чувства ко мне и благословил нас обоих… А я уж так стосковалась по Вас, точно по матери… Тяжело и грустно мне, сироте, когда я не с Вами… Бог видит, что сердце мое чисто, а простоту мою Вы должны мне простить…"

Далее прелестная княжна писала, что она вместе с теткой выедет в Лубны, как только дороги станут лучше, и что сама тетка спешит с отъездом, так как из Чигирина дошли слухи о каких-то казацкий волнениях; она ждет только возвращения князей, которые поехали на конскую ярмарку в Богуслав.

"Вы настоящий чародей, — писала княжна, — потому что умели очаровать даже тетку… "

Тут поручик усмехнулся, вспомнив, каким способом ему удалось очаровать княгиню. Письмо кончалось уверениями в постоянной, искренней любви, какую будущая жена должна питать к мужу. В каждом слове его видна была чистота сердца, и поручик по нескольку раз прочитывал это письмо с начала до конца, повторяя в душе: "Моя дорогая, пусть меня накажет Бог, если я когда-нибудь покину тебя!"

Затем он начал расспрашивать обо всем Жендяна. Сообразительный юноша подробно рассказал ему о своем путешествии. Приняли его ласково. Старая княгиня задавала ему много вопросов о Скшетуском и когда узнала, что он славный рыцарь и доверенный князя, а к тому же и богатый, то очень обрадовалась.

— Она спрашивала меня, — сказал Жендян, — всегда ли вы держите данное слово, а я ей ответил: "Княгиня! если бы поручик обещал мне валахского коня, на котором я приехал, то я знал бы, что он не минует меня".

— Ловок же ты! — ответил Скшетуский, — но уж если ты так ручался за меня, то бери его себе… Значит, ты ничего не скрывал, а прямо сказал, что это я послал тебя?

— Сказал… я видел, что можно было сказать: меня приняли тогда еще ласковее, в особенности барышня — такая красавица, что другой такой не найти. Когда она услышала, что я приехал от вас, то не знала, куда посадить меня, и если бы не пост, то я катался бы как сыр в масле. Читая ваше письмо, она от радости обливала его слезами.

Поручик от счастья не мог говорить; а несколько минут спустя спросил:

— А о Богуне ты ничего не узнал?

— Мне неловко было узнавать про него у княгини или у княжны; я разузнал все от старого татарина Чеглы, который, хотя и нехристь, но верный слуга княжны. Он сказал, что сначала все они очень сердились на вас, но когда узнали, что слухи о богатстве Богуна — одни сказки, то успокоились.

— Как же они узнали об этом?

— Да это вот как было: у княгини Выли счеты со Сивинскими, по которым она обязалась платить; когда пришел срок, обратились к Богуну: "Займи". А он сказал, что из турецкого добра у него еще есть кое-что, но денег нет. все, что было, истратил. Как только они услышали это, сейчас же переменились.