Огнем и мечом

Но это продолжалось недолго. Еще не вполне стемнело, когда на горизонте показались первые ряды казаков и татар, за ними другие, третьи, десятые, сотые, тысячные. Казалось, будто все леса и рощи внезапно сорвались с корней и идут на Збараж, Тщетно глаза людей искали конца тем рядам; куда только можно было кинуть взгляд, всюду виднелись тучи людей и лошадей, теряющиеся в дыму и зареве пожаров. Они шли, словно саранча, которая покрывает всю окрестность движущейся страшной массой От этой массы несся шум голосов, как вихрь, шумящий в лесу среди верхушек старых сосен. Неприятели, остановившись в двух верстах от Збаража, стали устраивать лагерь и зажигать костры.

— Смотрите, какая масса костров, — шептали солдаты.

— Уверяю вас, — говорил Заглоба Скшетускому, — что во мне лев и я не чувствую тревоги, но все же предпочел бы, чтобы; до завтра их всех поразила молния! Мне кажется, что и в долине Иосафата не будет столько народу. И что им, этим ворам, нужно? Не лучше ли было бы, если бы каждый из этих собачьих сынов сидел дома и спокойно отрабатывал бы барщину? Чем мы виноваты, что Господь Бог сотворил нас шляхтичами, а их хамами и повелел им подчиняться нам? Меня злость охватывает! Я человек кроткий, но пусть меня не доводят до бешенства. Они пользовались большой свободой, слишком много имели хлеба, оттого и размножились, как мыши в гумне, а теперь кидаются на котов" Погодите, погодите! Есть здесь кот, что называется князем Еремой, и другой — Заглобой!.. Как вы полагаете, вступят ли они в переговоры? Если бы они выказали покорность, можно было бы отпустить их невредимыми — а? Одно меня постоянно беспокоит, достаточно ли в лагере съестных припасов? Ах, черт возьми! Взгляните-ка, господа, ведь за этими кострами еще костры, и дальше костры! Да поразит такое сборище моровая язва!

— Что вы говорите о переговорах, — ответил Скшетуский, — когда они полагают, что мы все в их руках и что завтра им удастся взять нас.

— Но они нас не возьмут, как вы думаете? — спросил Заглоба.

— Это в воле Бога. Во всяком случае, коль скоро здесь князь, то нелегко им будет это сделать.

— Вот так утешили! Меня не интересует, легко ли им будет; или трудно, но важно то, чтобы мы вовсе не попали им в руки.

— Для солдата немалое удовлетворение заключается и в том, если он даром не отдаст своей жизни.

— Конечно, конечно. Да спалит их молния вместе с вашим удовлетворением.

В эту минуту к ним подошли Подбипента и Володыевский.

— Говорят, что татар и казаков собралось здесь полмиллиона, — промолвил литвин.

— Чтоб у вас язык отсох! — крикнул Заглоба — Нечего сказать — хорошая новость!

— При штурмах их легче будет рубить, чем в поле, — мягкое ответил Подбипента.

— Коль скоро наш князь и Хмельницкий наконец встретились, — заметил Володыевский, — то уже нечего говорить о переговорах. Завтра будет судный день, — добавил он, потирая руки.

Маленький рыцарь был прав. В этой войне, столь продолжительной, еще ни разуме встречались лицом к лицу эти два страшных льва. Один громил гетманов и полковников, другой — могущественных казацких атаманов, за одним и другим вослед шла победа, один и другой были пугалами для врагов, но кто останется победителем в непосредственном столкновении, должно было решиться только теперь Вишневецкий смотрел с вала на бесчисленные полчища татар и казаков — и тщетно старался охватить их взглядом? Хмельницкий поглядывал с поля на замок и лагерь, думая в душе: "Там мой самый страшный враг, если я его уничтожу, кто тогда решится противиться мне?"

Легко было отгадать, что борьба между этими двумя людьми будет продолжительная и отчаянная, но результат ее не подлежал сомнению. Этот князь на Лубнах и Вишневце стоял во главе пятнадцати тысяч воинов, включая в это число обозных слуг, между тем как за крестьянским вождем шли люди, живущие на пространстве от берегов Азовского моря и Дона вплоть до устьев Дуная. С ним шел хан во главе орд Крымской, Белгородской, Ногайской и Добруджской, шел народ, обитающий по берегам всех притоков Днестра и Днепра, шли низовцы и бесчисленная чернь — из степей, яров, лесов, городов, местечек, деревень и хуторов, и все те, которые прежде служили в польских войсках; шли Черкассы, валахские каралаши, силистрийские и румелийские турки, шли даже разные ватаги сербов и болгар. Могло показаться, будто это новое переселение народов, которые покинули свои сумрачные степные жилища и движутся на запад, чтобы занять новые земли и образовать новое государство.

Таково было соотношение борющихся сил: горсть против сотен, остров против моря. Поэтому неудивительно, что не одно сердце билось тревогой и что не только в городе, не только в этом крае, но во всей Республике смотрели нггэти одинокие окопы, окруженные морем диких воинов, как на могилу великих рыцарей и их великого вождя.

Так же, наверное, смотрел и Хмельницкий, так как лишь только загорелись костры в его лагерях, как перед окопами появился казак с белым парламентерским знаменем, который стал трубить и кричать, чтобы не стреляли.

Стража вышла и тотчас схватила казака.