Огнем и мечом

Несказанная радость овладела всеми, и слышалась только благодарность Создателю; другие потирали руки от удовольствия, задавая новые вопросы Жендяну, на которые он флегматично отвечал.

— Ах, чтоб тебе пуля в лоб! — воскликнул Заглоба. — Какого верного слугу имеет в тебе Скшетуский!

— Еще бы! — сказал Жендян.

— Он озолотит тебя.

— Я так и думаю, что он не оставит меня без вознаграждения, я же ему служу верно.

— А что же ты сделал с Богуном? — спросил Володыевский.

— Вот то и было для меня горе, что он лежал больной в постели и неловко было его пырнуть ножом; за это и мой пан не похвалил бы меня Такая уж судьба! Но что же мне было делать? Когда он все уже рассказал, что хотел сказать, и все отдал, я хватился за ум. Зачем, сказал я про себя, такой негодяй будет жить на свете, который и княжну запер, и меня побил в Чигорине? Пусть лучше не существует, и черт с ним! И о том я беспокоился, что он может выздороветь и двинуться с казаками за нами! Недолго думая, я пошел к коменданту Роговскому. который во Влодаве стоит со своим полком, и донес ему. что это — Богун, хуже всех бунтовщиков. Вероятно, он уже повешен

Сказав это, Жендян глупо рассмеялся и посмотрел на присутствовавших, как бы дожидаясь одобрения; но как он удивился, когда ему ответили молчанием. Только Заглоба, спустя некоторое время, проворчал: "Ну, не беда!", но Володыевский сидел молча, а Лонгин, чмокая, покачал головой и сказал:

— Ты, братец, нехорошо поступил, что называется, скверно.

— Почему? — спросил с удивлением Жендян. — Неужели лучше было ткнуть в него ножом?

— И так было бы нехорошо, и так неладно; но не знаю, чем лучше быть: убийцей или Иудою предателем?

— Что вы говорите? Ведь Иуда выдал не бунтовщика! А он враг как короля, так и Польши.

— Это правда, но все-таки нехорошо. А как зовут этого коменданта?

— Роговский. Говорили, что его зовут Яковом.

— Ну, это тот самый проворчал Лонгин — Родственник Лаща и личный враг Скшетуского.

Но никто не слыхал этого замечания, потому что Заглоба начал говорить:

— Господа! — сказал он. — Нельзя медлить. Господь устроил, через посредство этого юноши, что мы будем искать ее в лучших обстоятельствах, чем до сих пор. Богу честь и слава! Завтра же мы должны ехать. Князь уехал, но мы и без его позволения двинемся в путь, нет времени. Поедет со мной Володыевский и Жендян, а вы, Подбипента, останетесь здесь, потому что рост ваш и простодушность могут нас выдать.

— Нет, братцы, я тоже поеду, — сказал литвин.

— Ради ее безопасности вы должны остаться здесь. Кто видел вас раз, тот никогда в жизни не забудет. Правда, у нас есть пернач, но вам и с перначом не поверят. Ведь вы душили Пульяна на глазах всех кривоносых гуляк — и они вас сейчас узнают. Нет, вам никак нельзя с нами ехать. Вы там трех голов, наверное, не найдете, а ваша одна мало принесет нам пользы. Чем портить дело, лучше сидите здесь.

— Жаль, — сказал литвин.

— Жаль или нет, а вы должны остаться, Когда поедем собирать гнезда с деревьев, тогда и вас возьмем, а теперь нет.

— Слушать неприятно!

— Дайте мне пощечину, потому что мне весело, а все-таки останьтесь. НО вот еще что, господа! Очень важно сохранить это дело в тайне, чтобы весть эта не распространилась между солдатами, а от них к мужикам. Никому ни слова.

— Ба! А князю?

— Князя нет.

— А Скшетускому, если он приедет?

— Ему-то именно не говорите ни слова, потому что он захотел бы ехать с нами; времени на радость будет довольно, а в случае нового обмана он сума сойдет. Обещайте, что никому ни слова не скажете, господа!

— Честное слово! — сказал Подбипента

— Честное слово! — повторили все вместе.

— А теперь возблагодарим Бога.

С этими словами Заглоба стал на колени, а за ним все остальные, и они долго и горячо молились.

Глава XXII

Несколько дней тому назад князь действительно уехал в Замостье для набора войска, и не скоро предвиделось его возвращение. Поэтому Володыевский, Заглоба и Жендян поехали в дорогу без всякого разрешения и под строгим секретом, в который был посвящен только Лонгин, и он, связанный словом, молчал, как мертвый. Вершул и другие офицеры, зная о смерти княжны, не допускали, чтобы отъезд Володыевского и Заглобы имел связь с невестой несчастного Скшетуского, и думали, что они именно к нему и поехали, тем более что между ними находился и Жендян, который, как всем было известно, служил у Скшетуского. Они же поехали прямо в Хлебановку и там приготовились в путь.

Заглоба купил на деньги, занятые у Лонгина, пять рослых подольских лошадей, способных на далекое путешествие; такими лошадьми охотно пользовалась польская конница и казацкие старшины; этот конь мог целый день гнаться за татарским скакуном; своей быстротой он превосходил турецких и легче выносил все перемены погоды и холодные и сырые ночи; кроме того, Заглоба купил для себя и для других, а равно и для княжны, казацкие свиты; Жендян занялся юками, а когда все было готово, помолились Богу и двинулись в путь.