Огнедева

— Сон, сон! — Остряна закивала, многозначительно округлив свои большие серые глаза, — дескать, хочу успокоить дурачка. — Я знатная сновидица у нас, даже в Перынь просят меня идти служить, да не хочу… Так и привиделось мне, будто Прибыня нарочно тебя ведет Домагостича догонять, чтобы там он тебя в драке за невесту убил. А Домагостич не справится — помогут, стрелой с берега достанут, и разбирай потом, чья была стрела, — продолжала она, повторяя слова своего хитромудрого отца. — А как падешь ты на сыру землю, сокол сизокрылый, и как закатятся твои очи ясные, тут Прибыня с братьями за родича встанут стеной — зарубят Домагостича либо застрелят, как Перун даст. Огнедева у нас останется, потому как вся дружина ладожская там же поляжет, а то вон братец Горяша неженатый ходит. Зато Плесков с Ладогой воевать начнут и будут биться-ратиться, пока хоть где мужики живые останутся. И никого сильнее нас, словеничей, не останется потом, то ли не хорошо? Вот такой сон мне привиделся.

— Что она говорит? — Вольга встревоженно посмотрел на сестру. — Любаша! Что вы вдвоем затеяли?

— Мы вдвоем затеяли спасти головушку твою бедовую! — Любозвана вздохнула и боязливо оглянулась на дверь, не войдет ли кто. — А она правду говорит. Задумали погубить тебя… лихие люди.

— Да кто?

— Кто, кто… — Любозвана страдала, но не могла вслух обвинить в таких коварных замыслах собственного мужа и свекра. — Кто тебе предлагал невесту отбить?

— Кто? Да муж твой, сестра, Прибыслав Вышеславич!

— Ну, а что ж тогда спрашиваешь?

Уклончивые ответы, как ни странно, отчасти помогли делу: отчаявшись добиться толку, Вольга отвернулся от обеих «сновидиц», сел на лавку, сжал голову руками и начал думать. Прибыня хочет его убить… Вернее, устроить так, чтобы его убил Велем… А что, в этом-то ничего невозможного нет: Вольга и сам был готов убить того, кто вырвал из его рук любимую невесту, почти жену… Его искорку… Правда, его жажда убийства была из тех, о которых много говорят, но до дела никогда не доводят. Он еще помнил, как они с Велемом вместе бились против русинов Игволода Кабана, помнил, что сын Домагостя приходится Дивляне родным — и любимым — братом, и его смерти она, конечно, не обрадуется. Да и сам по себе Велем ему нравился: они были одного поля ягоды. Он даже начал, поразмыслив, где-то его понимать: укради кто-нибудь Любозвану, еще когда она не была замужем, Вольга сам бы этого удальца в дугу согнул! Любишь — сватай как положено, а из вора доброго родича не выйдет! Себя Вольга оправдывал тем, что Дивляну собирались отдать другому, а он сам без нее жить не может, да и она без него тоже!

Но теперь, если им придется драться за девушку дружина на дружину — что никак нельзя сравнить с глупой дракой в избе Добролюты, — вполне вероятно, что один из них погибнет. Правда, Вольга при этом собирался по возможности не причинять Велему большого вреда. И если он увезет-таки Дивляну без большого кровопролития, то рано или поздно Ладога и Плесков помирятся. А это Словенску невыгодно. Ему выгодна война между ними, Вольга знал об этом и потому не стремился искать поддержки у Вышеслава. Если бы не болезнь Дивляны и все, что за ней последовало, он бы предпочел, чтобы словенская старейшина вовсе ничего не знала. А война… Война будет, если погибнет хотя бы один из них. Сам Вольга погибать не собирался. Убивать Велема, учитывая последствия, ему хотелось еще меньше, поскольку он надеялся на примирение с родней будущей жены, пусть и не сразу. А вот Словенску это примирение совсем ни к чему… Значит, словеничам лучше, если примирение станет невозможным…

Если он, Вольга, убьет Велема, то ему словеничи ничего не сделают — с какой стати? Ведь Домагость им уже не родич, в его род опять свататься можно. А вот если Велем убьет Вольгу, то Прибыня получит право вмешаться и отомстить за шурина. Никто его не упрекнет, а в будущей войне Словенск выступит против Ладоги заодно с Плесковом, с могучим «старшим племенем» плесковских кривичей. А ведь Вышеслав спит и видит, как бы прибрать к рукам Ладогу, подчинить тамошнюю старейшину и объявить себя словенским князем. И он, Вольга, своим бегством с дочерью ладожского воеводы дает Вышеславу такую возможность.

Постепенно путаные намеки Любозваны и Остряны, при всей их нелепости, становились вполне правдоподобными.

Но как же… Дивляна? Вольга похолодел от ужаса, подумав, что в драке, да еще драке на реке, девушка может пострадать. Мало ли… стрела шальная или в воду упадет, а вылавливать будет всем недосуг… Нет! Вольга затряс головой. Даже ради будущего счастья с Дивляной он не может подвергнуть угрозе ее жизнь. О чем он раньше думал? Когда говорил с Прибыней… когда вообще решился на этот дурацкий побег! Голову, что ли, дома у батюшки забыл?

Вольга закрыл лицо руками и крепко потер глаза. У него словно прояснилось в голове, и он разом понял, что натворил и что еще собирался натворить. Слава богам, Перун дал случай сообразить вовремя, пока причиненное зло не стало непоправимым.