Офсайд 2

— Брось, мам, ты у меня красавица, — мягко рассмеялась я. Мы снова крепко обнялись. Я, вдруг, подумала, что мне действительного очень этого не хватало — объятий матери. Она права, я рано стала самостоятельной, взрослой, не побыв ребенком всласть.

— А ты у меня. И почему до сих пор ты совсем одна?

— Давай не будем об этом сейчас, мам. У меня нет времени на романы. И нет желания.

— Ты еще совсем молоденькая. Все наладится, правда?

— Правда, — рассеяно кивнула я. — Пойдем спать, мам.

— А кофе?

— Я уже не хочу. С ног валюсь.

— Завтра выходной?

— Нет. Но если все пройдет удачно, то я выпрошу два дня отпуска, чтобы отлежаться.

* * *

Джейсон

Я узнал о смерти отца спустя день после его похорон. Марк организовал мои поиски, и не успел к сроку, точнее, не успел я — на похороны. Сказать, что я почувствовал сожаление или боль, сложно. Скорее, это ощущение можно назвать горечью. Я приехал проститься с ним в дань уважению. Проститься и простить. Я знаю, что все три года он не переставал меня искать. Пол был стар и боялся уйти без объяснений и исповеди. Но мне не были нужные его оправдания, его искаженная правда, которая больше не имела значения. Ничего не имело значения. Я сбежал на край света не от стыда, и не зализывать свои раны, как решили многие. Наверное, Пол умер несчастным человеком. В тех редких письмах, которые доходили до меня от Марка, я читал, что он сильно сдал и почти развалил бизнес. Материальное не имеет больше для меня смысл, но отец всегда ставил бизнес и свое положение выше, чем то, что действительно имеет значение. Мой отец был непросвещенным человеком, и его жизнь не несла никакого смысла. Мне искренне жаль, что такой ум пропал зря. Несомненно, я буду молиться о его душе. Как и душе Вивьен, моей бабушки, о смерти которой я узнал в тот же момент, когда получил известия об отце. Двойная потеря, но Виви умерла раньше на два месяца. Она не пережила сына. Наверное, в каком-то смысле ей повезло. Помню, что в детстве я любил ее, но она никогда не была среднестатистической бабушкой, которая берет внуков себе на выходные и угощает конфетами. Она всегда была леди, великосветской дамой, которая до последнего одевалась в Прадо и не выходила из дома без макияжа. Невероятная женщина, которая за пятьдесят лет после смерти мужа не взглянула ни на одного мужчину, при этом оставаясь ослепительно красивой до глубоких седин. Мой дед умер в сорок лет от сердечного приступа, прямо в своем кресле в офисе банка, разрабатывая очередной гениальный план обогащения. Виви было тридцать пять. На два года старше, чем я сейчас. И она никогда не выглядела слабой, грустной, одинокой. Ее спина была прямой, а взгляд гордым и надменным. Она запросто могла бы сыграть английскую королеву, и переиграть ее. Теперь, когда ее нет, я чувствую печаль и скорбь, и душевный трепет. Думаю, что ее жизнь не была легкой, и за маской ухоженной сильной женщины мы никогда не видели настоящую Вивьен. Ей больше не нужно играть роль… Иногда я даже завидую мертвым. Их жизнь становится легендой, и плохие моменты старательно забываются, стираются из памяти скорбящих. Со мной такого не произойдет.

Из всех людей, которые когда-то знали Джейсона Доминника, я оставил адрес только Марку, взяв слово не раскрывать мое местоположение никому. Когда отец умер, Марк сразу стал искать меня по указанному адресу, но я оставил его, как пункт связи, для доставки корреспонденции или важных сообщений. Жил я в другом месте, и письма из прошлой жизни мне передавали раз в неделю вместе с провизией. И, к сожалению, из-за отсутствия своевременной связи с внешним миром, я не успел вовремя.

Получив известие о смерти Пола, я на несколько минут поддался слабости, и всерьез размышлял о том, чтобы не ехать в Нью — Йорк, чтобы проститься с отцом на его могиле. Но потом я понял, что обязан сделать это. И дело не в долге или уважении. То, что связывало нас, было так же сильно, как и то, что раскидало в разные концы мира. Теперь мне не нужно бояться увидеть в его глазах отражение раскаяния и истины. Последний человек на земле, который знал правду, ушел и унес ее с собой в могилу. Остался только я, и моя совесть. И память, которую я так стремился вернуть, чтобы получить необходимые мне ответы. Я научился жить со своим новым «я» в согласии и мире, но это не было простым и легким процессом. Я прошел свое чистилище, прежде чем снова почувствовал, что могу стоять на земле и смотреть людям в глаза, не испытывая ужаса и стыда. А теперь мне предстоит столкнуться с похороненной частью моего «Я». Братья, знакомые, родственники и бывшие друзья будут смотреть на меня, гадая, остался ли я тем же безумным сумасбродным парнем, которым был. Я, как наяву, слышу вопросы приятелей по футбольному клубу, не планирую ли я снова вернуться в строй, попытаться оспорить решение о дисквалификации. Они будут предлагать мне многие вещи, которые когда-то мне очень нравились, и я находил их интересными. Но больше не нахожу.