Офицерский гамбит

– Да я даже не об этом, а о последствиях. У меня брат – биолог. Ученый. Так вот он считает, что это самая что ни есть внутривидовая агрессия у человека. И у современных людей должны быть веские основания считать внутривидовую агрессию наиболее серьезной из всех опасностей, которые нам угрожают в настоящее время.

Только после этих слов Артеменко прошибло, как будто он увидел вспышку, сноп яркого света, ударивший в глаза. Старик между тем продолжал:

– У нас получается, как у крыс. Если запах чуждый – шерсть встает дыбом, и крысы с выпученными, налившимися кровью глазами начинают смертельную охоту. Только у людей есть одно существенное отличие – нам запах чужака заменяет клич лидера о том, кто есть чужак. И вот я думаю: а разве не может лидер ошибаться?

– Может, пожалуй, что может, – медленно проговорил Артеменко, обуреваемый новыми мыслями о происходящем, слегка оторвавшими его от реальных событий. Дальше он говорил машинально. – Но, может быть, это делается с целью усиления?

– Если бы у меня была четкая уверенность, что этот наш внутренний российско-украинский конфликт служит нашему общему укреплению в борьбе с внешними врагами, я бы, пожалуй, согласился с суровой необходимостью нынешних времен. Но беда в том, что такой уверенности у меня нет. Более того, есть уверенность, что эта искусственно спровоцированная дуэль может оказаться очень болезненной. Или даже выйти из-под контроля тех, кто ее задумал. Брат мне много рассказывал и показывал из жизни этих пресловутых крыс, которые, между прочим, весьма схожи с человеком по своей сути. Так вот, больше всего меня поразило то, что во внутривидовой борьбе хотя многие и гибнут от укусов, ранений и потери крови, больше всего животных погибает от нервного истощения, психического перенапряжения и ожидания смертельной схватки. Разве вам это ничего не напоминает из наших сегодняшних реалий?

Вопрос конструктора остался без ответа, да он его и не ждал. Двое участников этой случайной встречи, пожилой мужчина и мужчина средних лет, взяли еще по бокалу, осторожно, без звона, сомкнули их в честь знакомства и разошлись в разные стороны. В тот вечер у Артеменко состоялось в посольстве еще несколько разговоров разной степени важности, и будто бы нарочно он, увлеченно беседуя, натыкался глазами на сутулую фигуру в мешковатом, довольно стареньком костюме. Седина и плавающая старческая походка выделяли его из массы статных, хорошо одетых и великолепно держащихся людей – дипломатов, военных, бизнесменов и их изысканных леди. И мысль, непринужденно посеянная стариком, незаметно поселилась в голове у полковника. Она явилась как мгновенный ответ склонного к анализу мозга на заложенные в него данные: ведь если мы, как крысы, рвем друг друга на части, а между тем очень тщательно соблюдаем внутрисемейную верность, значит, мы точно не одна семья. Мы – разные! Вот, оказывается, в чем вопрос.

Глава седьмая

(Москва – Киев – Бухарест, ноябрь 2007 года – апрель 2008 года)

Эффект разыгранного представления становился похож на действие неизлечимой болезни в организме человека. Внешне человек вполне нормально себя чувствует, сносно работает, весело, ничего не подозревая, улыбается, наслаждается плотскими радостями или чем-то возвышенным – словом, живет. Тогда как внутри него злые силы давно ведут тихую разрушительную работу, готовят его организм к подрыву, который напомнит о тленности всего сущего и превратит подвижное, чувственное тело в гниющую оболочку, выселит душу… Клетки меняют информационный код, и… происходит смена состояния. Жизнь сменяется смертью, свет превращается в темень, на плоскости свободы прорастают сорные признаки рабства. Клетки начинают «думать» иначе, и все – человек вместо развития и счастья получает лихорадочную, никогда не оставляющую его мысль о смерти, а с нею саму смерть… Смерть и жизнь, горе и радость, поражение или победа – все зависит от единственного: информационного кода, заряда мысли.