Офицерский гамбит

Полковник Дидусь прошелся по кабинету, а потом зашагал, даже не как Ленин в тюремной камере, а как лев в клетке, которого вывели из себя назойливые посетители зоопарка. «Как затравленный, загнанный зверь», – подумал про себя Игорь Николаевич. «Обидно только, что решение это для многих – надуманное. Кто-то посмеется. Может быть, остановиться? И что потом, перестать уважать себя в старости?! Сгореть от презрения к самому себе?! Нет уж, не докачусь до такого! Нет и еще раз нет! Или Цезарь, или никто! Или герой, или на обочину! Только пусть совесть будет чиста». После нескольких актов самовнушения Игорь Николаевич окончательно утвердился в своем решении: завтра утром по приезде комдива подаст ему рапорт, и баста! Отвоевался… Он еще раз подумал о Вишневском – его он очень любил, потому что был похож на него, хоть и отказывался в это верить. И подумал о том, что любил действительно импульсивного Вишневского, но вот слушался в итоге умного, рассудительного Кержена. Артиллерист уже года три как уволился и остался у себя в Анапе, женившись во второй раз и начав жизнь заново. Дидусь хорошо помнил день, когда они прощались. Разумеется, было и застолье для всех. Но важнее всего оказался короткий разговор при прощании. «Игорь, я тебя давно знаю и вижу, что ты слишком застрял на этой войне, врос в нее. Но попробуй расширить свои представления об этом мире, о жизни. Как только ты это сделаешь, тотчас поймешь – пора кончать с этим», – сказал тогда ему Кержен. «Да бросьте вы, Филипп Андреевич. Наша жизнь – война. В ней растворилась наша общая судьба», – Дидусь помнил, что он тогда глупо улыбался, а в голове у него преобладало все то же неколебимое, извечное десантное превосходство. «Обещай мне, что совершишь одну операцию, решишь одну задачку. – И, не дожидаясь ответа, Кержен изложил ее суть: – Это предельно просто, но чрезвычайно важно. Ты сядешь в кабинете после окончания рабочего дня, закроешь глаза и представишь, что ты уже восьмидесятилетний старик и читаешь свою собственную биографию. Так вот, ты как раз дошел до нынешнего момента и получил вдруг волшебную власть решать, как писать дальше очередную главу. Помни, как только сосредоточишься и представишь это, ты поймешь, что за ответственная и важная штука – жизнь!» Дидусь тогда не понял, но вспомнил о словах Кержена только теперь, спустя годы.

Была, конечно, и формальная причина увольнения. После учений «Кавказ-2008», где полковник Дидусь определенно выделился и как командир, командующий 58-й армии неожиданно предложил перейти к нему, стать… пехотным генералом. Сначала Дидусь возмутился: да как же это он бросит ВДВ? Но потом поразмыслил: а что, для него закончится его война, он перейдет на другой уровень, где уже неважно, из ВДВ ты или из авиации. Но решиться – одно, а получить санкцию своих командиров – совсем иное. И он через несколько часов после предложения прямо подошел к начальнику штаба ВДВ с прошением. Генерал внимательно выслушал и, хотя на его крупном лице отразилось легкое недоумение, проворчал: «Вот что, Дидусь, я тебя сдерживать не собираюсь. Это твое решение и твоя судьба. Но имей в виду, что за командующего я не отвечаю…» Игорю Николаевичу было наплевать на мнение командующего, потому что если его берут в штаб армии, то командующий об этом узнает как о свершившемся факте. Его просто поставят в известность. Но случилось два непредвиденных обстоятельства. Во-первых, на вакансию рассматривались два офицера, и вторым был как раз пехотный командир, с вытекающими преференциями. А во-вторых, началась война… Пятидневная, бойкая военная кампания, которая все же отпечаталась ничем не выводимым клеймом на деформированном сознании полковника. Она перевернула его представление о предназначении, а едкая критика командующим решения командира полка только довернула на недостающую половину оборота почти созревший ответ как некую, представляемую в воображении сатисфакцию. Особенно болезненно отдавались в ушах колкие слова командующего, что он, отщепенец и отступник, может «валить из ВДВ куда хочет» и что отныне ему, «кроме как преподавателем в училище, места в боевом строю не найдется». В ходе показательной порки командующий сделал Игоря Николаевича почти предателем. И Дидусь знал почему. Вслед за ним, буквально дыша в затылок, шел аморфный, бездарный, мало к чему способный офицер – родственник высокого начальника из Москвы… Так часто бывает в армии, когда надо расчищать путь одним за счет других.

Машинально полковник Дидусь дотянул до конца дня, не ушел домой раньше, хотя мог бы… Сработала старая, держащая в форме привычка. Игорь Николаевич оставался механизмом, однажды заведенным волевой рукой и работающим безотказно от «А» до «Я», не меняя графика и темпа. И он был рад, что остался верен себе. Это добрый знак, поплавок, который не даст утонуть потом, впоследствии… И опять ему стало страшно, и снова затеял разговор с самим собой, чтобы окончательно убедить себя в правоте. И снова победил в собственном импровизированном, исступленном споре.