Офицер: Офицер. Тактик. Стратег (сборник)

А в уголке, видимо продолжая давний спор, беседовали два мужчины, и было в них что-то такое неуловимо воландовское, что Кирилл подошел ближе.

— И вы, милостивый государь, не могли не отметить, что дьявольщина, так присущая первому этапу революции, как-то спокойно и размеренно сменилась своей противоположностью — соборностью и миростроительством.

Говоривший, а точнее вещавший словно с трибуны, человек оказался знаком Кириллу. Это был знаменитый гипнотизер и мистификатор Вольф Мессинг. Мессинг — обыкновенный авантюрист и шарлатан, но однако обладающий острым умом, наблюдательностью и аналитическим складом мышления, что и позволяло выглядеть в глазах обывателей волшебником. А вот второй собеседник Мессинга Кириллу кого-то напоминал, но профессиональная память вдруг дала сбой.

— А, Кирилл Андреевич, хочу представить вам моего старинного знакомого Михаила Афанасьевича…

— Булгакова?

Кирилл даже слегка опешил от такого поворота. Булгаков, как он помнил, умер в сороковом от болезни почек, но тут писатель выглядел вполне здоровым, хоть и не цветущим. Конечно, в подготовленном Новиковым списке деятелей науки и культуры, которых стоит сохранить, значилось и имя автора одного из лучших мистических романов, но вот конкретные решения принимались не им, и о результатах никто в известность не ставил.

— Как ваш «Мастер и Маргарита»? — Кирилл, не напрягаясь, переставил массивное кресло поближе и сел.

— Хм… — Михаил Афанасьевич округлил глаза. — Я вроде кроме жены его никому не показывал.

— Мой друг утверждает, что рукописи не горят. — Кирилл покачал головой. — Кстати, я, наверное, могу поспособствовать изданию вашего романа. Замечательная вещь получилась. А как ваша болезнь?

— Да вот, после лечения в Швейцарии все нормализовалось. — Булгаков на мгновение замер, но потом, вдруг улыбнувшись каким-то своим мыслям, успокоился. — Кстати, не проясните? Мне по секрету сказали, что решение направить меня на лечение было принято там, — писатель качнул головой вверх, намекая на руководство СССР.

— Не в курсе. — Новиков пожал плечами. — Но в сущности, какая разница? Вы живы, здоровы и напишете еще много хороших книг. Только не лезьте глубоко в эзотерику. Там сам черт ногу сломит, а уж человек-то и подавно.

— Не скажите, Кирилл Андреевич. — Мессинг, оседлавший любимого конька, воздел палец вверх и поучительно заметил. — Есть в нашем мире вещи, увидеть которые может только тот, кто лезет в эту самую эзотерику.

— А смысл? — Новиков усмехнулся. — Загадок вокруг море. Та же письменность майя до сих пор не расшифрована, чего уж говорить о других загадках. А в основном люди лезут во всякие тайные знания, чтобы потешить свое чувство превосходства. Смотрите, граждане, какой я необычный. Совершенно точно знаю, что если есть в ком-то необычная сила или способность, которая необъяснима с точки зрения науки, то сидит такой человек тихо и особенно не выпендривается. Но мы говорим о мистике, а вот то, что так замечательно получается у вас, Михаил Афанасьевич, это мистерии и притчи. Я, боюсь, такого таланта и не припомню среди почивших и живых писателей.

— Спасибо. — Булгаков, которого нечасто хвалили, даже зарделся от удовольствия.

— Кстати, захотите написать что-то о мистерии современной войны, милости просим. Провезем по фронтам, может, даже за линией фронта побываете.

— Вы сейчас о спецназе? — Булгаков заинтересованно прищурился.

— Нет. То есть и о нем тоже. Но в основном о рабочем классе войны. Артиллеристах, танкистах, пехоте, летчиках и всех, кто обеспечивает работу этого огромного механизма. Понимаете, война — это всегда существование на грани. Жизни и смерти как минимум. На пределе сил и возможностей. И мистерии там, конечно же, больше, чем в мирной жизни. Знаете, когда обычный парень с помощью шомпола и саперной лопатки заставляет стрелять пушку со снятым затвором и прицелом, целясь через ствол, и при этом выбивает роту танков[468] — это, согласитесь, впечатляет. — Новиков достал из кармана визитницу и, вынув простую картонную визитку с телефоном, протянул ее литератору. — Как созреете, позвоните. Телефон прямой, так что вас сразу соединят с моим адъютантом, а его я предупрежу.

— Спасибо. — Булгаков кивнул и спрятал визитку в нагрудный карман пиджака.

Тем временем Дунаевский начал петь свои песни, и многие гости подпевали, причем так, словно давно это репетировали. После Дунаевского эстафету принял Покрасс, а отыграв «Прощальную комсомольскую», хитро взглянул в сторону Новикова.

— А вы, Кирилл Андреевич, все увиливаете? — Дунаевский шагнул вперед и сделал приглашающий жест. — Порадуйте нас чем-то новеньким.

Кирилл уважал Дунаевского за человеческие качества и редкий мелодический дар, поэтому не чинясь подошел к инструменту.

— Новеньким? — Кирилл задумался, а руки, словно сами, начали проигрыш.

Все, что было много лет назад,
Сны цветные бережно хранят.
И порой тех снов волшебный хоровод
Взрослых в детство за руку ведет…[469]