Бруту она, конечно, о своем наблюдении не говорила, только ревновать вот его стала по-серьезному. Тем более, что на работу в положенный срок ходить прекратила и времени у нее для подозрительных мыслей и соображений было полным-полно.
Как-то раз Офелии показалось, что от мужа сквозь привычный запах масла, стружки и одеколона пробивается тонкий аромат духов. Другой раз он пришел с работы уж чересчур поздно. И вообще в последнее время глаза у него как-то странно блестели.
В Офелии кровь вскипала от мысли, что, в то время как она тут с животом мается, Брут развлекается с какой-то бабенкой. Она легко представляла себе эту крашенную блондинку, работающую продавщицей или официанткой в соседнем районе. С вихляющей походкой. С толстенькими губенками. В общем вылитая танцовщица из какого-то давнишнего кино.
В один из вечеров Брут пришел, странно улыбаясь, держа руку за спиной.
Офелия подозрительно осмотрела его. А он вдруг чмокнул ее в щеку и протянул из-за спины букет с цветами, с георгинами:
– Это тебе, Офель…
Сердце ее сжалось. За всю жизнь ей дарили цветы не так часто. На дни рождения и на свадьбу, конечно. Но ведь это не в счет. Это ведь по праздникам. А вот так, просто так… Так она только мечтала. Или вернее мечтать не могла. И вот теперь, наконец, муж, который даже во время досвадебного ухаживания ни разу ей ни одного цветочка не принес.
Офелия встрепенулась, хотела броситься Бруту на шею, поцеловать его, расплакаться в ворот рубашки. Но она сдержалась и лишь криво улыбнулась:
– Они что, твоей любовнице не понравились. Георгины… Ей, наверное, только розы подавай. А эти принес, чтобы даром не пропали?…
– Дура, – опешил Брут, развернулся и ушел на улицу, хлопнув дверью.
Он вернулся чуть ли не под утро, и от него крепко пахло вином.
Офелия всю ночь ревела, сидя на кухне. И до его прихода, и после.
Потом они долго не разговаривали. Брут ходил каким-то поникшим. Офелия же думала, что муж окончательно перешел в руки крашеной блондинке. И она плакала, плакала, плакала.
Но в одно прекрасное утро весь этот кошмар закончился. Она родила. Мысли, которые еще вчера мучили ее, разом испарились. Офелия вся ушла в заботы о ребенке.
Дел у нее с маленьким было невпроворот, но тем не менее она заметила, что Брут стал чаще приходить с работы вовремя. И про ремонт он вдруг сам вспомнил, линолеум по всей кухне раскрутил. Но Офелия его остановила:
– Не сейчас. Не пыли и не шуми.
Он послушно вновь все бросил.
Кроме матери стали заходить в гости и свекор со свекровью. Они как-то неожиданно подобрели к ней. Офелия услышала от них совершенно новое для себя обращение:
– Доченька… Доченька, как там у тебя наша кровинушка? Здорова ли?…
Офелия удивленно качала головой и шептала на ушко своему сыну:
– Ты мой, только мой.
Она кормила, мыла и пеленала его, постоянно представляя, каким он будет, когда вырастет. Как пойдет в школу с портфелем и цветами. Потом на работу, а может быть и в институт. По выходным дням они с сыном будут навещать ее мать – его бабку. Возвращаясь, он поведет ее под руку вдоль домов, мимо магазина. Они пройдутся возле сквера и потом направятся к кинотеатру. Постоят возле входа, поздороваются, перекинутся парой слов со знакомыми.
Она будет говорить своим:
– Мой сын.
Он – своим:
– Моя мама.
Офелия будет выслушивать от старых подруг жалобы:
– Мой-то сынок совсем от рук отбился…
И добрые завидки:
– А у тебя такой послушный. Счастливая ты, Офелия…
Качая на руках маленького и представляя себе такой оборот, она действительно счастливо улыбалась.
Улыбался и Брут. Довольно крутил ус свекор. Свекровь же просто обхаживала ее со всех сторон:
– Давай помогу. Одной-то знаю, как тяжело. Сама рожала. То постирать, то погладить, то приготовить. А муж, он что в этом деле понимает. Мужики тут совсем бестолковые. Что мой, что твой…
Брут со свекром согласно кивали. Не возражала и Офелия. Вдвоем действительно управляться с ребенком и хозяйством было легче.
Между делом свекровь делилась своими соображениями:
– И зачем вам эта квартира. Жили бы мы все вместе – все бы справляться было легче. И денег бы больше оставалось… Ну, даже если и поругаемся иногда. Так помиримся же. Мы же родные, родня. Поругались-помирились, дальше дружно зажили. Ничего зазорного или обидного в этом нет. И мы ведь так жили со своими родителями, земля им пухом…
Слушая ее Офелия порой задумывалась: может, верно, после рождения внука свекор со свекровью изменились, будут помогать им и при этом не лезть в их дела. А хозяйствовать вместе точно – намного легче и дешевле. И, наверное, теперь свекровь согласится поменять кое-что в их комнате. А может даже и во всей квартире сразу ремонт сделают. Не здесь, так там. В общем решила Офелия как-нибудь в подходящий момент намекнуть Бруту, что она согласна снова податься к его родителям.
Теперь, хотя ребенок не давал ей продыху ни днем, ни ночью, Офелия как-то успокоилась. Она уже практически не нервничала при появлении в их доме свекрови, шурудящей на кухне, прибирающей разбросанные вещи сына, стирающей пеленки внука. Взгляды свекра принимала как просто одобряющие ее.