Одноклеточный

Я вдавил крючок и промазал. Пули прострекотали по байку врага. Зато следующий десяток впился прямиком ему в бедро. Иф дёрнулся всем телом и выронил оружие. Но я не удержался и послал в него ещё одну порцию. На неё иф уже никак не среагировал – он опрокинулся в лужу и замер.

Из моей глотки вырвался звериный вопль. Наверное, он прозвучал не хуже сирены. Камайну внизу вскинули руки и повторили его. Дрожа, я спрятал оружие в карман суйкана и расслабился прямо на ледяной стали. Она немного охладила мою горящую физиономию и заодно мозги. А то они чуть не расплавились от возбуждения и ужаса.

Я плыл над бездной на стреле и лежал, не в состоянии двинуться. Подо мной уже показалась палуба, затем груз на ней. Стрела дёрнулась в последний раз и замерла. Метрах в пяти ниже видна была пирамида каких-то грязных тюков.

– Ну, ты там примёрз? – Насмешливый голос Тони прозвучал у меня из модуля короткой связи. Смарт, понятно, я бросил в сумке. – Прыгай, а то потом сам назад полезешь.

Тут я испугался. Снова карабкаться по ледяным балкам и цепляться за ступени? Лучше я умру прямо здесь! Я отклеился от стрелы, перекинул ноги через её край и спрыгнул на тюк. На миг замерло сердце – вдруг промахнусь? Но упал я удачно, успел ухватиться за пластиковую ленту, что опоясывала груз. Правда, руку слегка порезал. Но боли в ней не было, сплошной холод. Тотчас крюк крана подхватил груз, и через минуту я был уже на асфальте, рядом с камайну и неподвижным врагом.

– Обдолбись! – похвалил меня Гриб и сунул апоморфин. Тело у меня ныло, а руки-ноги тряслись, будто я три тонны ящиков на горбу перетаскал. По пальцам текла кровь из пореза, так что я быстро залепил его пластырем из аптечки.

Ифа уже привели в чувство, плеснув ему в морду водой из лужи. Это был нормальный перуанец лет двадцати, с видео-татуировкой на щеке. Ковш уже стянул с ифа половину одежды. Всё тело фашиста покрывала такие же подвижные зелёные картинки – какие-то полумесяцы, бородатые рожи, бегущие строки на арабском…

Посмеиваясь, камайну разоблачили парня до трусов. Тот сжался от холода, посинел и дрожал, скрючившись. Но молчал и держался за бедро, в которое я из пистолета засадил. Там у него была россыпь фиолетовых точек – попаданий от пуль. А на другой ноге ифа красовался приличный ушиб около колена. Вообще он стоять почти не мог, заваливался. И двигло на байке у него тоже было повреждено, а то бы иф вместе со своими удрал.

– Ну, и что ты делал на моих складах? – мягко, даже ласково спросил у него Тони. Он играл своим оружием, целя им в лоб врагу. Тот молчал, неотрывно глядя на пистолет. – Что ж, будем учить. Как известно, среди людей свирепствуют две болезни – исламо-фашизм и материализм. Вы видите перед собой одного поражённого. Лечиться будем?

Иф медленно помотал головой. Отказывался, я так понял. Тони плюнул ему на байк и отступил на шаг, поглядел на воду и сухогруз. Тот как раз отклеился от мощных магнитов и покачивался на волнах. Через несколько секунд судно замерло, снова встав «на прикол».

– Забинтуйте малышу ручки, – скомандовал одзи. – Потом двое взяли его за ноги и сюда, вниз головой держим!

Кому надо было держать ифа, никто даже не сомневался. Мы дружно стянули скотчем его руки за спиной, хотя он извивался и скрипел зубами. Потом я и Ковш ухватились за голые лодыжки врага и поволокли его к краю пристани. Хорошо ещё, перуанец попался не самый тяжёлый. Он пробовал вырваться, да не тут-то было. Куда ему с вывихнутой ногой? Мы вздёрнули фашиста над чёрной водой, метрах в трёх от кормы сухогруза. Впаянная в ифа музыкальная плата, поймав расстроенные чувства хозяина, тихо завела трагическую эмпешку. По скрюченному телу парня забегали мрачные зелёные разводы.

– Погляди, что там под твоей башкой. – Тони присел перед ифом. – Видишь срез причального магнита? Иногда он отключается, но потом всё равно из него появляется поле силой в один тесла. А иначе как бы удалось такой тяжёлый корабль держать? – Он гордо показал на стометровый сухогруз. Работа на нём продолжалась, краны и погрузчики шумно освобождали палубу и трюмы от содержимого.

Рука у меня уже сильно ныла, но я стискивал зубы и крепился. Тони вдруг приказал нам бросить ифа на асфальт и поменяться местами с Ковшом, и я с облегчением потряс уставшей рукой. Ковш пыхтел и морщился. Потом мы снова повесили врага над магнитом. Тот в это время уже отключился, и одзи скомандовал опускать ифа. Его голова оказалась напротив полуметрового среза магнита. Срез блестел от множества корабельных бортов, что годами елозили по нему.

– Дамэ! – заверещал, не вытерпев, исламо-фашист. – Ямэро! Не надо, пожалуйста, не делайте это!

– Так ты умеешь говорить? – спросил Тони. – А врезаться в кар моей фирмы – это хорошо? – Он упёрся согнутой ногой в край пристани и наклонился над ифом. Тот боялся пошевелиться, чтобы кто-то из нас с Ковшом не выпустил его ногу. – Мешать работе моих складов – прилично? Знаешь, в любую секунду поле может включиться, и что тогда станет с твоими мозгами?