Одноклассницы

Беременность была давно обдуманным шагом. Финансовая подушка безопасности у Ирины имелась. На Сергея она не рассчитывала. Ну может самую малость. Захочет участвовать в жизни ребенка – пожалуйста, нет – до свидания. К своему здоровью в этот период она относилась максимально серьезно. Ни одного бокала вина, ни одной сигареты.

«Я была на встрече выпускников в январе, когда еще ничего не было видно,» – положила руку на живот Оксана. – «Ты слышала, Шматков вышел? Видела его потом Вконтакте. Он вообще не изменился, представляешь. Встретишь на улице – сразу узнаешь.»

«Надеюсь, не встречу.»

«Шурик Бузалев сказал, что Машков уже третий срок мотает.»

«Третий? А когда был второй? Он что без перерывов сидит?»

«С перерывами. Между первым и вторым сроками даже жениться успел на какой-то дурехе, ребенка ей заделал. Шурик его на работу к себе в фирму брал. Но видать не судьба. Выглядит отлично, кстати.»

«Машков?»

«Бузалев. Машинка дорогая, одет хорошо, зубы белоснежные, как у голливудского актера. Помнишь, как у него в школе зубы торчали в разные стороны веером? Похоже и прикус исправил, и виниры поставил. В общем, ничего так упакованный мужчинка получился.»

«Ты глаз положила?»

«Нет. С одноклассником – это как-то странно, вроде как с родственником. Противоестественно.»

«А Галина Викторовна наша в религию ударилась. Такая прям старушечка – божий одуванчик. «Господь» у нее через слово, перекрестила нас всех перед уходом, как на войну провожала. Свихнуться можно.»

«А Гусева была?»

«Нет.»

«Странно.»

«И не говори. Она всегда приходит. Это ж скольким людям кости перетереть можно было?»

Марина. 42 года.

Марине было 12 лет, когда отец их бросил и 42, когда он умер. Хотя жил он в том же городе, Марина узнала о случившемся спустя три недели после похорон. Новая жена и новый ребенок, который родился спустя шесть месяцев после ухода отца из семьи, не торопились сообщать старым родственникам новость. Та дошла окольными путями. Причиной смерти стал инсульт.

Марина долго прислушивалась к себе, пытаясь понять, какие эмоции вызывает у нее это известие. Оказалось, ровным счетом никаких. С отцом она виделась несколько раз после развода. Мать подсылала ее к отцу за деньгами или подарками на дни рождения Маринины или брата. Сама она эти походы ненавидела, чувствуя себя назойливой попрошайкой. Да и отец, мягко говоря, был не в восторге.

Мать же и подняла тему о наследстве. Надо подавать, мол, пока шесть месяцев не истекли. Марина была рада, что ей не пришлось хоронить отца и была бы рада никогда о нем больше не слышать. И никакое наследство ей было не нужно. Но дело было вовсе не в нем.

Тогда, во время развода, будучи двенадцатилетним ребенком, отца она жалела. Беснующаяся мать казалась ей злобной фурией. Сейчас, будучи взрослой женщиной, ситуацию она видела совсем в другом свете. И себя ассоциировала, конечно, с матерью. Классика жанра: отец семейства бросает жену с двумя детьми, заделав ребенка другой бабе. Он был козлом и никак иначе. Жаль, что он умер, его бы следовало проучить. Но ведь можно проучить тех, кому он, возможно, был дорог. И они с братом отправились к нотариусу.

Добыча оказалась невелика. У отца была двухкомнатная квартира, приобретенная в браке, и подержанный автомобиль. Получив свои огрызки долей в квартире, Марина с братом тут же перепродали их агентству. Марина примерно предполагала, что случится дальше. Новой папочкиной семье придется выкупить их за кругленькую сумму или иметь дело с «профессиональными соседями» и потерять жилье. В самом благоприятном случае в квартире окажется прописана сотня таджиков.

Угрызений совести Марина не чувствовала, но и ожидаемого удовлетворения от мести не получила.

Оксана. 44 года.

«Женщина, Вы с ума сошли? Мы ее не возьмем,» – категорично заявила врачиха в приемном покое.

«Как это не возьмете? Вы на неё только взгляните. Да она же еле ходит. Хромает на обе ноги. И температура прет вверх,» – возмутилась Оксана.

Выглядела Нюшина и в самом деле скверно. Одна ее нога была ровно вдвое толще другой. Из-за чего даже штаны натянуть на нее не получилось и Оксана, порывшись в Наташкином шкафу и не найдя ничего подходящего, кроме каких-то засаленных маек, привезла ее как есть – в домашнем халате. Наташка сидела квелая и безучастная ко всему, привалившись к стене и прикрыв глаза. Колено правой ноги, похожее на вилок краснокочанной капусты, выпирало из-под полы халата. Стопы тоже были не в порядке, причем на обеих ногах, – бесформенные, то ли опухшие, то ли отекшие.

«Нет, нет и нет. Не возьмем. Она же психическая. А если сейчас в палате занавески подожжет? Или на кого набросится? Кто будет отвечать? Нам охранника к ней приставить персонального, чтобы не зарезала кого? А на ночь связывать? Или Вы сами караулить будете?»

«Нет у вас никаких занавесок,» – мрачнела с каждым словом Оксана. – «Я ее с детства знаю. Она даже в школе обычной училась, не в специальной. Она и мухи не обидит.» По глазам врачихи было понятно – умолять бесполезно. Оставалось ругаться.

«Везите ее в дурку.»