— Ничего себе ерунда! — возмутилась Митрофанова. — И не сравнивай меня с какой-то секретаршей!
— А я говорю: бред! — повторила Ирина. Сбавила тон и сказала: — Могла бы, кстати, давно спросить! На самом деле мне Ивана Адамовича шантажировать было нечем.
— Как?
— Да вот так! Не было у меня пленки. И тогда не было! И сейчас нет.
— То есть как это… не было? — озадаченно уставилась на нее Надежда.
— Да очень просто, — хмыкнула Ишутина. И объяснила: — Я раньше не рассказывала, потому что стыдно. Но сейчас скажу.
Она вздохнула и понизила голос:
— На следующий день после того, как мы наше славное кино сняли, меня директор вызвал. Ну, Николай Валентинович. И открытым текстом говорит: «Я, мол, все знаю, мне историк рассказал». А я еще, дура, пошутила. Вы, спрашиваю, хотите в долю войти? Или будем Ивану Адамовичу
— Ни фига себе!.. – покачала головой Надя. — Значит, Иван Адамович ему во всем повинился!
— Ну да. Они ведь дружили, чай всегда пили вместе. А я ж все же не Джеймс Бонд, — виновато вздохнула Ишутина. — Да ты и сама, наверно, поняла:
— Еще как страшно, — кивнула Надя.
— Вот я и сдрейфила, — вздохнула Ира. — Отдала директору пленку без звука. И поклялась, что ни словом про эту историю не обмолвлюсь. Ни с кем. В том числе и с тобой, и с Ленкой.
— Я-асно, — задумчиво протянула Митрофанова. — Но пятерку-то в аттестат историк тебе все равно поставил!
— А потому что я идиотка примерная, — отрезала Ишутина. — Виноватой себя, что ли, чувствовала… Раньше-то его историю в гробу видела, а после нашего кино за нее взялась. Чуть не сутками зубрила. Ну и Иван Адамович, видно, тоже чувствовал свою вину. А может, просто портить со мной отношения не хотел… Вот и не придирался, поставил пятерку. Хотя толку от нее мне никакого, я ведь в институт не собиралась, но все равно приятно было…
Ира встала с Надиной постели. Прошлась по крошечной палате. Откинула уголок жалюзи, выглянула в темный больничный двор.
Потом вновь устроилась на краешке кровати. Коснулась Надиной руки и только приготовилась сказать что-то еще, как дверь палаты вдруг распахнулась.
На пороге показалась молоденькая медсестра — та, что час назад сидела на посту и охотно улыбалась в ответ на комплименты больных. Только сейчас вид у нее был строгий. «Будет небось ругаться, что гостей так поздно принимаю», — мелькнуло у Нади.
Она попыталась вспомнить, как именно,
— Вы почему врываетесь без стука?!
Медсестра от резкого тона опешила, на глазах — молодая ведь совсем — даже слезы выступили.
— Зачем ты так? — укоризненно бросила подруге Надежда.
Впрочем, медичка быстро взяла себя в руки и не менее ледяным тоном отрезала:
— Вы мне не хамите. Я стучаться не обязана. Здесь медицинское учреждение, она (кивок на Надю) — пациентка, и хоть и в отдельной палате, но находится под нашим круглосуточным наблюдением.
Отбрила и сразу повеселела. Подбоченилась, кинулась в новую атаку. Строго спросила Ирину:
— Это я должна спросить: почему вы находитесь в больнице во внеурочное время?! Как вы сюда попали, если главный вход закрыт?! Мне что, охрану вызывать?!
Надя, оказавшаяся меж двух огней, пролепетала:
— Пожалуйста! Не надо охрану! Это моя подруга. Она… она днем очень занята… В другое время не может…
Ирина тоже поняла, что переборщила. Виновато улыбнулась:
— Простите меня, пожалуйста. Я виновата, что на вас рявкнула. Просто нервы ни к черту. Расстроилась, что нас перебили. И я действительно в другое время не могу. Обещаю: через пятнадцать минут уеду.
— Ну хорошо, — сменила гнев на милость сестричка. — Только пятнадцать минут, не больше. А потом, — она строго взглянула на Надю, — я к тебе приду укол делать.
И покинула палату.
Ирина улыбнулась Митрофановой.
— Вот видишь?! Я, конечно, Джеймс Бонд, но только в первые две минуты… А потом пугаюсь… И начинаю свою вину заглаживать.
— Ладно тебе прибедняться, — хмыкнула Митрофанова. — Если б пугалась, не стала бы звездой. Кто там ты у нас? Самый молодой риелтор в России?
— Ой, ну не дразнись ты! — совсем как в школе, попросила Ишутина.
А Надя — история с пленкой все же не давала ей покоя — вернулась к прерванному разговору: