Надя снова устроилась в постели. Прилегла на подушку. Закрыла глаза. Попыталась, в какой уж раз, восстановить в памяти лицо давешнего маляра. Но разве
Может, милицейский фотохудожник ей бы и помог описать маляра более подробно, только где он, тот фотохудожник? Один следователь и приходил вчера. Задал с десяток вопросов, равнодушно выслушал про гибель Коренковой и покушение на Ишутину. Пробормотал, что связи на первый взгляд он не видит. Впрочем, пообещал, что будет разбираться. Вот и все расследование. Единственное, что милицейский гость сказал полезного, будто можно за порушенную квартиру страховку получить. От государства. Вроде как она в квартплату входит, которую Надя всегда исправно вносила. «Деньги небольшие, — посоветовал следователь, — но в хозяйстве лишними не будут».
За идею, конечно, спасибо, но только
И Надю словно холодным душем окатило. Что ж она за сволочь такая! В больничке, в отдельной палате — спасибо Димке, не поскупился, в тепле, под каким-никаким, но контролем. Лежит, расслабляется, себя жалеет. И даже не поинтересовалась: а все ли в порядке у Иринки?
Ведь на нее тоже покушались! И уже который день о той ничего не слышно! А вдруг, вдруг…
Она снова выпрыгнула из кровати и дрожащими руками набрала на мобильнике номер Ишутиной.
Та, к счастью, откликнулась на первом же гудке. Обрадованно выкрикнула:
— Ой, Надька!
— Ф-фу, слава богу! — выдохнула Митрофанова.
И тут же нарвалась на скептическое:
— А за что это ты его благодаришь?
— Так ты ничего не знаешь? — изумилась Надя.
— О чем?
— Ну сейчас я тебе расскажу… — протянула Митрофанова.
И краткими, но яркими мазками обрисовала подруге ситуацию — про взрыв бытового газа в своей квартире, который на самом деле обернулся покушением на убийство.
Ишутина слушала и, хотя считалась холодной бизнесменшей, в этот раз вполне по-женски, испуганно ахала. А когда Надя завершила свой рассказ, коротко велела:
— Диктуй адрес. Я сейчас подъеду.
— Какой адрес? — опешила Надя.
— О господи, тупота! Ну, этой. Больнички, где ты лежишь.
— Да ты что, Ир! Это далеко, и не пустят тебя. Посещения давно закончились. Времени-то — к девяти!
— Меня — пустят, — отрезала одноклассница. — А то, что далеко, тоже хорошо. Прокачусь. Мозги прополощу. Где там тебя искать-то?
Дима
Директора магазина среди прочего персонала супермаркета Полуянов вычислил мгновенно. Когда седовласый мужчина в строгом, несмотря на летнюю жару, костюме тихим голосом отчитывает работницу зала, переставляющую на стеллажах баночки с йогуртом, ошибиться невозможно.
Дима дождался, покуда девушка виновато пролепечет: «Я все поняла, да, обязательно, конечно…», и подвалил к седовласому:
— Николай Валентинович?
— Вы по поводу кондиционера? — мгновенно оживился директор. — Наконец-то!
— К сожалению, нет, — покачал головой Полуянов. — Я совсем по другому вопросу…
И протянул шефу свою визитную карточку.
Его газета в столице на слуху — вот и управляющий сразу заинтересовался:
— «Молодежные вести» хотят написать про мой магазин? Я польщен!
Дима не стал разочаровывать коммерсанта, что теперь даже
— И про магазин, разумеется, напишу, но еще больше — про его управляющего.
— А про меня-то что писать? — искренне удивился тот.
— Про вашу, например, удивительную карьеру, — улыбнулся журналист. — Про ваш путь — начинали директором школы, а теперь сетью супермаркетов управляете…
— Суть на самом деле одна и та же, — пожал плечами директор. — Организовывать, разбираться, направлять. — Понизил голос и заговорщицки добавил: — Только, в отличие от школы, здесь хотя бы платят нормально.
А потом внимательно взглянул на журналиста:
— Что-то не верится, что тебя так моя карьера заинтересовала — раз в десять вечера явился, да еще без звонка…
— У меня есть к вам и другие вопросы, — не стал изворачиваться Полуянов.
— Ладно. Пошли ко мне в кабинет, — вздохнул директор. — Вы ж, журналюги, липучие. Вас в дверь, а вы в окно, правильно?
…Особого шика в логове шефа не наблюдалось — комнатуха метров восемь, стандартная, как в миллионе офисов, мебелишка, и даже хозяйское кресло из самой дешевой кожи. А стул для посетителей и вовсе пластиковый. Выглядит несолидно, зато никакого благоговейного трепета не испытываешь, как в иных начальственных кабинетах. И уж точно не ощущаешь себя ученичком, которого директор школы вызвал на проработку.
— Не скучаете по своим оболтусам? — улыбнулся Николаю Валентиновичу Полуянов.
— Скучаю, — улыбнулся тот. И признался: — До сих пор почти всех по именам помню.