Однокласснички

– Спасибо, мужик, спас. Теперь за мной должок. И, это, извини, что подкалывал.

Он хмыкнул в ответ:

– Какой на хрен должок, чего с тебя брать-то? Работа у меня такая. Собрались? Шагайте наверх.

В машине он достал мобильник, набрал кому-то и кратко пересказал, что случилось. Выслушал ответ, убрал телефон, скомандовал водителю:

– В госпиталь.

17

Обратно ехали другой дорогой. На перевале удалось поглядеть вперед и по сторонам. Как оказалось, островок не такой уж и маленький и вдобавок весьма обжитой. В дальней его части даже померещилось что-то, похожее на парк. Дорога еще раз повернула, я вгляделся. Ну да, именно парк. Огромный по площади, с настоящими деревьями, видны дорожки, большие красивые дома… Значит, все-таки есть где партизанить, темнят наши работодатели, ой темнят…

Правда, когда мы приблизились к парку, стала видна здоровенная стена, отделяющая его от окружающей пустыни. Высоченная, с колючей проволокой поверху. А перед стеной несколько рядов колючки на кольях, между ними дорога, по которой… Опа, броневик катит, красивый такой, с пулеметом. Да, пожалуй что, с этой стороны забора партизанить действительно не светит, а с той… на ту просто не попасть, похоже.

Вдоль стены мы ехали долго. Смотреть было больше не на что, я терпел, терпел и наконец не выдержал:

– А что это за стена такая здоровенная?

– Частная территория – ответил водитель.

– Не твое дело! – рявкнул охранник.

– Ну не мое так не мое.

Я покладисто откинулся на подголовник и закрыл глаза.

Стена, похоже, пересекала весь остров поперек. Граница между социализмом и коммунизмом, ага. Теперь понятно, что это не парк в нормальном понимании, а приусадебные участки. Гасиенды, ранчо и маноры. И живут так очччень богатые люди. Построить город-сад в таком месте и в таком климате стоит ну очень дорого.

Ближе к побережью и на «дикой» стороне стены стали заметны признаки человека. В буро-желтом пейзаже появились зеленые квадраты. Фермы, загоны для скота, пастбища. Промелькнул поселок в полсотни домов. Какие-то сараи, склады, ангары, снова дома. Мы явно приближались к городу.

Еще несколько минут, и машина сворачивает к нескольким зданиям за общим забором, въезжает в ворота.

Охранник поворачивается ко мне:

– Так, пострадавший, слушай сюда. Мы сейчас идем к доктору. Доктор не в курсе твоих подвигов, поэтому изображаем мамашу с дитем. Ты отвечаешь только на вопросы о самочувствии, все остальное говорю я. Понял?

– Понял.

– И не пытайся умничать! Убежать все равно не получится, а проблем ты создашь и себе, и подельнику твоему, и доктору.

– Так может, тогда и не надо в госпиталь?

– Босс приказал. Всё, пошли.

Автомат он оставил в машине, но кобура так и висит на боку. Зашли в приемный покой, он показал девушке на приеме какую-то карточку, сказал пару слов. Девушка кивнула и назвала номер кабинета, вправо по коридору. Ждать не пришлось. В кабинете сидел мрачный дядька моих примерно лет в белом халате. Поздоровался. Английский явно не родной, корявый настолько, что даже я заметил. А, вон и табличка на столе – доктор Гржимеж что-то там, фамилию прочесть не смог, хоть и пытался.

Охранник короткими рублеными фразами обрисовал ситуацию. Доктор велел раздеться. Скривил нос от запаха орлиных потрохов, натянул перчатки, принялся брезгливо щупать. Через пару минут заявил, что повреждений он не видит, можно на всякий случай сделать противостолбнячный укол и дать успокоительное. Спросил про мои хронические болезни и аллергию. Я долго пытался вспомнить, как по-английски будет астма. Не вспомнил, пришлось изображать пантомиму с удушьем, ингалятором и счастливым выздоровлением. Еще раз изобразил ингалятор, сказал «сальбутомол». Снова типа пшикнул, сказал «вентолин». Доктора мои драматические способности явно не вдохновили, он озабоченно посмотрел на охранника, покрутил пальцем у виска. Медсестра в углу за компьютером захихикала, потом произнесла:

– You show asthma. Yes?

Твою ж мать, астма по-английски так и будет – «астма»! А я здесь Немировича с Данченкой изображаю.

– Точно, астма!

Доктор за столом что-то там пишет и бормочет под нос. Я сперва думал – показалось. Ан нет, действительно, бормочет. И как-то не нравятся мне его слова. Польский – он же тоже славянский, по сути, сквозь шипение слова слышны и понятны.

– Чего сказал-то? – спрашиваю.

– Учи английский, свинья русская, – говорит он уже в полный голос. – Рабам полезно господский язык знать.

Причем говорит эдак с ленцой, без особенных эмоций.

И тут меня как замкнуло. Шагнул вперед, обхватил его за затылок да со всей дури мордой об столешницу. Раз, другой… И все, собственно. Моя рука сперва отпустила урода-доктора, потом пребольно завернулась за спину.

– Порезвился? Пошли, нам еще уколы делать.

Охранник отпустил мою руку, подтолкнул к двери. Подошел к доктору, проверил пульс, подмигнул медсестре и выпер меня в коридор.

Мы шагали в процедурную, а на душе было премерзко. И вроде все правильно сделал, и надо эту мразь учить отвечать за свои слова, а вот все равно противно.