Однокласснички

Закрыл все, позвал Оливера. Забирайте, говорю, вашу библиотеку. Только я бы присоветовал куда-нибудь скопировать все эти ценные файлы, а то как двинет древний агрегат копыта – будете локти кусать. Да и смотреть их удобнее с чего-то более современного. Так и есть, отвечает, был профессор жутким ретроградом и не доверял программному обеспечению, которое хотя бы лет пятнадцать не отработало.

Потом пришел научный начальник, сперва с восторгом пялился в экран, потом азартно тряс мне руку и все пытался объяснить, в какой опасности была современная наука и как с моей помощью удалось этой беды избежать. Вручил бутылку неплохого коньяка, обещал тоже помочь при случае. Поможет, не отвертится. У Марлоу память хорошая.

А еще складывается впечатление, что покойный профессор был единственным, кто реально соображал в своей науке, и оставшимся без него придется невесело. Уж слишком они, оставшиеся, суетятся вокруг профессорского наследства.

Совсем было собрался уходить, как нарисовался рядом неприметный мужик в пиджаке, который тихим, но твердым голосом потребовал отдать флешку, с которой я грузился. Типа, у них режимное предприятие и все такое, из части не выносить. Ладно, говорю, не выносить так не выносить. Приподнял ножку стола, положил флешку, с размаху опустил. Повторил. И еще. Выгреб горсть обломков. Пластик корпуса в труху, разъем отломился, плата треснута в паре мест, микросхемы поколоты. То, что надо. Насыпаю эту красоту охреневшему безопаснику в ладонь и мы с Оливером едем дегустировать свежеподаренный коньяк.

И вот теперь я сидел и вертел между пальцами ту самую флешку. Почему ту самую?

Давным-давно повезли особо отличившихся октябрят в танковый музей в Кубинке. Собственно, музей-то там был и при социализме, только просто так, с улицы, туда было не попасть. А вот детей из пионерского лагеря одного правильного московского предприятия регулярно возили смотреть на богатую коллекцию бронетанковой техники разных стран. И ходил по ангарам обалдевший октябренок, таращил восторженные глазенки на «Т» с разными номерами, на «тигры», «пантеры» и «шерманы» и незаметно, как ему казалось, щелкал затвором своей «Смены». Несмотря на прямой запрет работников музея.

И вот, уже на выходе, подошел к октябренку неприметный товарищ и тихим, но твердым голосом потребовал достать из фотоаппарата пленку. И тут же, не отходя от кассы, засветить ее. Навернулись на глаза октябренку слезы, но делать было нечего. И остались смертоубийственные железные машины только в детской памяти.

А когда вечером того же дня, размазывая по лицу сопли обиды, октябренок рассказал эту историю матерому фотографу, который вел у них в пионерском лагере фотокружок, услышал в ответ флегматичное: «Вот этим и отличается настоящий фотограф от чайника. У настоящего фотографа всегда есть с собой лишняя кассета с пленкой, которую не жалко отдать».

Надо ли говорить, что у меня была с собой вторая флешка? Вот ее я и раскрошил перед уходом. А первую, с наследством хитрого профессора, благополучно забрал с собой. Пока несколько часов подбирался пароль, зашифрованный раздел потихоньку скопировался на флешку. Просто на всякий случай. Надо же знать, что там наизобретал профессор и из-за чего такая суета. На следующий день вытащил данные с зашифрованного раздела (зная пароль, это было нетрудно), поставил гляделку для TEХовских файлов, начал читать. Не понял. Открыл другой файл. Опять не понял, начал тупо рассматривать картинки. Опа, что-то похожее я где-то видел. Присмотрелся повнимательнее. Прочитал подпись под картинкой. «Project'Gate'. Version 6. Departure station».

И до меня дошло, что я украл. И что со мной будет, если кто-то об этом узнает.

Величайшее научное открытие. Самая тайная из здешних тайн. И, возможно, мой смертный приговор.

Принцип работы Ворот.

Вот эта самая флешка, у меня на ладони. Если бы я тогда сказал майору Сидоренко, что она у меня есть, не было бы нападения на Нью-Хэвен. Не было бы этих страшных деревянных ящиков, покрытых флагами. Не было бы женщин в черном. Надо было просто сказать. А потом прислать файл на почту.

Просто не побояться немного изменить свою жизнь. Не побояться покинуть уютный кондиционированный офис. Не побояться поднять задницу из кресла. А я побоялся. И разменял свою лень на несколько десятков жизней.

А теперь поздно. И бессмысленно. Водка уже зашумела в голове, но я встаю и иду к кухонному столу. Беру молоток для мяса, кладу флешку на стол и размахиваюсь.

Конец третьей части.