Полагая, что поеду как всегда с хозяином, я надел пиджак, берет. Вывел из гаража автомобиль и остановил его перед парадной дверью. Вышел, открыл дверцу и стал ждать. Все это я обычно проделывал, когда подавал Роману машину.
Дверь открылась, и вышла девушка.
Молодая, красивая девушка. Справедливо сказать, она была красивой, но это неважно, — важен эффект, который красивая женщина производит на вас.
У меня непроизвольно дернулись веки, но лицо осталось неподвижным.
Ева вышла медленно, как будто не было у нее необходимости идти туда, куда направлялась. Еще медленней девушка развернулась, закрыла за собой дверь и спустилась с лестницы.
На меня она даже не взглянула. Глаза опущены, веки полузакрыты. И не обратила внимания, что шофер — другой… Да и как она могла это заметить, если не смотрела на меня? Наверное, видела меня, как видят нечто расплывчатое через зеленое стекло. Ее фигурка, спускающаяся по лестнице, отпечаталась тогда в моем сердце и осталась там навсегда.
На ней было кремовое платье до колен, из тех, которые одеваются как рубашка. Вокруг талии — узкий поясок. Косынка на голове полностью скрывала волосы и была завязана на два узла по обе стороны лица с торчащими кончиками, что делало Еву похожей на котенка с маленькими ушками. Правая рука украшена прекрасным бриллиантом.
Мысленно я проговорил: «Тут все ясно. Красивая и совершенная снаружи, а внутри — опилки».
— В город, пожалуйста, — тихо сказала девушка. И села в машину.
Я закрыл дверцу. Садясь, она попыталась расправить платье под собой, несмотря на то, что оно было короткое. Жест механический, обычный для всех женщин.
Я занял место за рулем, и мы поехали. Хозяину нравилась скорость, но с Евой я ехал не спеша. Во всяком случае, судя по виду девушки, она не волновалась.
Мы катили по автостраде, когда красавица вдруг сказала:
— Остановите здесь на минутку.
Я остановился и осмотрелся, не понимая причины остановки. Не увидел ничего, кроме моря… Хотя место было удачным, с хорошей панорамой. С одной стороны — пальмы, с другой — бескрайний морской простор.
Не знаю, сколько мы просидели вот так, в машине. Время от времени я поглядывал в зеркало заднего вида. Она положила руки на край окошка, чтобы лучше видеть, и упорно смотрела на простирающееся перед ней море. На лице застыло выражение восхищения и задыхающейся радости, как у заключенного, который смотрит на небо через решетки окна. Она смотрела на линию горизонта, туда, где соединяются вода с небом. Эта воображаемая линия манит и искушает, но всегда обманывает, потому что достичь ее невозможно.
Я молчал. Мне казалось бесполезным демонстрировать нетерпение. Я перестал волноваться, а просто сидел, уставившись на сложенные руки.
Наконец мы снова двинулись. Девушка быстро управилась со своими делами и сделала покупки. Каждый раз я ожидал ее у входа и провожал до следующего здания.
По пути домой Ева обратилась ко мне и произнесла всего лишь две фразы.
— Что случилось с Клэйборном? — спросила она, словно только заметила, что водитель другой.
— Он уволился, мисс.
— Миссис, — поправила она. — Я — миссис Роман.
Мое удивление было двойным. Оказывается, она жена Романа, и удивил ее тон, которым это было произнесено. До этого момента я пытался уверить себя, что такая красивая куколка годится лишь на сезон или даже на одну ночь. Теперь понял, что передо мной прекрасная и несчастная женщина. Я почувствовал это по оттенку покорности, по тону, почти извиняющемуся, когда она сказала, что является женой Романа.
И все, ни одного больше слова. Женщина садилась в машину медленно, нерешительно, выбиралась из машины еще более неохотно, а до двери дома шла, еле передвигая ноги.
На следующий день — снова голос Джоба по телефону:
— Машину, Скотти. Через две минуты.
И опять тот же маршрут и та же остановка.
Как и в прошлый раз, она сказала:
— Остановитесь здесь.
И хотя остановились мы не в той именно точке, что днем раньше, причина остановки была та же самая.
Я смотрел на нее в зеркальце и чувствовал себя растерянным. Не мог понять ее. Вначале мне показалось, что Ева испугана или чувствует себя не очень хорошо. Женщина глубоко дышала, ее грудь тяжело поднималась и опускалась. Но вскоре я пришел к выводу, что она, как человек, сидящий взаперти, просто изголодалась по свежему воздуху. И только здесь, в этом одиноком месте, имела возможность свободно дышать и неотрывно смотреть вдаль, надеясь, может быть, когда-нибудь достичь невидимой линии горизонта.
По пути домой она снова произнесла две фразы.
— Между прочим, как вас звать?
— Скотт, мисс… — Потом вспомнил вчерашний день и добавил: — Извините, я забыл. — И повторил ответ: — Скотт, миссис Роман.
— Именно так, — подтвердила она, обращаясь больше к себе, чем ко мне. — Даже если я предпочитаю называться по-другому.
Прошло несколько недель.
В тот день, возвращаясь из своей обычной поездки в город, мы опаздывали и не должны были задерживаться. И все-таки остановились. Говорят, ясная луна опасна, но это можно сказать и про закат. Были сумерки, час грусти: умирает день, умирают надежды, несбыточными кажутся мечты.