Однофамилец

Она была неколебимо уверена, что он счастлив. Она была рада, что всё так удачно сложилось, рада за него и за своего отца. Её интересовали подробности. Она проверяла, как всё произошло. Как они встретили Кузьмина?

- Непродолжительными аплодисментами, - сказал он. - Приветливо встретили, но всё же скромно.

Аля внимательно посмотрела на него.

- Павлик, вы представились им?

Почему-то её прежде всего занимала эта история.

- Они и так узнали меня, - сказал Кузьмин. - По портрету. В прошлом году был напечатан в тихвинской газете. Не видела? Пуск Череповецкой ГЭС. Я там третий слева.

Она безулыбочно покачала головой, взяла его под руку и повела мимо буфета, через бюро стенографисток, в маленькую комнату, где было тихо, горел красный свет в старом камине. Они сели в глубокие кресла. Аля сказала кому-то: "Передайте, что я здесь", - и приступила к Кузьмину уже всерьёз. Она всё ещё не верила, что он не объявился, допытывалась почему, так и не спросив о семье, где он , как он, что делает, её лишь интересовало, неужели он скрыл и не сказал, кто он.

- Как же так? - не переставала она удивляться, всё ещё не веря и сомневаясь. - Почему? Нет, Павлик, вы серьёзно? Что же там произошло?

- Да ничего не произошло.

- Нет, но вы же там присутствовали? Как же вы промолчали?

Она всё сильнее огорчалась, недоумевала. Её забота несколько смягчила обиду Кузьмина.

- Ах, вот оно что, - вдруг сообразила Аля, - понимаю. Вы, Павлик, расстроились. Верно? Небось махнули на всё рукой. Ещё бы, столько лет... Да, это ужасно, столько лет пропало. Если бы сразу... Вы могли достигнуть... Во всяком случае стать замечательным математиком...

Она жалеючи, каким-то знакомым царапающим движением поскребла его рукав, глаза её были полны сочувствия. Кузьмин всё больше узнавал её.

- Такая работа, такая блестящая работа, - расстроенно повторяла она. До чего обидно. А сколько других работы вы смогли бы сделать... Папа был прав. У вас, Павлик, исключительный талант.

- Был.

- Не знаю, не говорите так. Я не могу это слышать. Такое не пропадает, не должно пропасть, это в крови...

Она защищала его с горячей заинтересованностью, и как будто знакомство их не прерывалось, как будто дела Кузьмина оставались для неё самой насущной заботой. Она верила в него, она восхищалась им - дурманная сладость была в её словах, сомнения, вселённые Лаптевым, рассеивались. Он слушал описание своих упущенных званий, степеней, исследований, и ему хотелось верить, что всё так и было бы, и, может, стоит об этом пожалеть, но кажется, это ещё поправимо, многое можно вернуть, наверстать...

- Ну-ну, ты наворачиваешь, - опомнился он. - Если бы да кабы... Могло быть, а могло и не получиться. Одной той работы мало...

- Нет уж, вы поверьте мне, Павлик, - с ласковой твёрдостью сказала Аля. - За меньшие работы профессорами становятся. Способности - это не самое главное. - На какой-то миг она забыла про своё лицо и стала похожа на Зойку-наладчицу, нахальную пробивную бабу, которая чуть что кричала: "Все делаши, все хапуги, я по себе сужу".

- Откуда ты всё это знаешь?

- Я? Кому же знать, если не мне, - усмешка прогнула её накрашенные губы, - я этого нахлебалась... вот. Между прочим, даже я стала доцентом.

- Почему даже? Скромничаешь? А вообще, ты стала... такая дама. Теперь ты как - Королькова?

- Нет. Лазарева. Доцент Лазарева. Не хуже других, хотя способностей не чувствую. Это благодаря Королькову удалось выйти на орбиту. Послушайте, Павлик, о чём вы говорили с Лаптевым?

- Так... вспоминали.

- Он про вас знает?

- Я сказал.

- И что? Как он?

Кузьмин неопределённо пожал плечами.

- Простите, Павлик, вы, конечно, не обязаны мне отчитываться, - она помедлила, ожидая возражений, но Кузьмин молчал. Щёки её неровно покраснели, она сглотнула и продолжала твёрдо: - Как вы понимаете, Павлик, я имею некоторое право интересоваться, всё это касается и меня.

- Да я не потому, - сказал Кузьмин и попробовал, осторожно обходя связанное с Лазаревым, передать их разговор, те чувства жалости, и восхищения, и удивления, которые вызвал у него Лаптев, и душевную путаницу от противоречивых его суждений.

- И это всё? - холодно спросила Аля. - Вы что же, собираетесь простить его? За какие подвиги? Что он совершил такого?

В самом деле, почему в душе его не осталось ненависти к Лаптеву, исчезла мстительность? Куда она делась? Он виновато посмотрел на Алю. Но всё же Лаптев согласен выступить, сообщить о Кузьмине, предоставить ему слово, нет, он не вредный старик, он, вообще-то, мог послать Кузьмина подальше со всеми претензиями.

- Значит, вы, Павлик, решили не портить с ним отношений, - вывела Аля. - Он за вас словечко замолвит, и дело с концом, ему можно ни в чём не каяться. Ай да Лаптев, ловко он откупился. Взаимно выгодная сделка, оба вы с прибылью, оба...

- Да вы что, сговорились?! - взорвался Кузьмин. - Какая ещё сделка? Не желаю слышать.