Одно сплошное Карузо (сборник)

Открываю наугад «Хронику времен Виктора Подгурского». Герой-мальчик идет с героиней-девочкой по Гоголевскому бульвару. Вот лужа, говорит герой. Спорим, перепрыгну? Никогда не перепрыгнешь, говорит героиня. Он перепрыгивает лужу. Она смотрит на него. Какая замечательная девушка.

Потрясенные молодые читатели смотрят друг на друга – да ведь это же мы сами, такие же, как Виктор, юные и безденежные московские бродяги, провалившиеся в институт и влюбленные. Влюбленный неудачник впервые потеснил плечом розовощеких роботов комсомольского энтузиазма, и это произошло на страницах той самой ранней «Юности».

Я вспоминаю июньский вечер 1960 года. Страшно волнуюсь. Новый костюм. С разрезом сзади, судари мои! Накрахмаленная рубашка и галстук-бабочка. Той весной почему-то узенькие галстуки-бабочки вошли по Москве в неслыханную моду. Вдвоем с основательно беременной женой Кирой мы идем по Петровским линиям, направляясь в зал «Балатон» ресторана «Будапешт» на юбилейный бал самого модного и наступательного популярного журнала «Юность».

Юбиляру исполнилось пять лет. Мне, молодому врачу, в этот вечер двадцать семь. Через несколько дней выйдет номер с моим первым романом «Коллеги». Пока я всего лишь автор двух жалких рассказиков, напечатанных в «Юности» в прошлом году. Неужели я увижу сегодня этого знаменитого Гладилина и довольно известного Евтушенко, неужели уж даже и на самого Валентина Катаева удастся бросить взгляд?..

Народу в зале было не меньше трех сотен, все сидели вокруг столов, расположенных буквой «П». Растерянный новичок – как тут не вспомнить все эти «первые балы» Наташи Ростовой и Дины Дёрбин – испытывал легкое головокружение в присутствии столь блестящего литературного общества, столь мало напоминавшего коллектив противотуберкулезного диспансера, где он в то время служил. Мелькнуло, наконец, первое и, кажется, единственное знакомое лицо его очаровательной редакторши Мэри Озеровой. Она улыбалась ободряюще и показывала на свободные стулья – приземляйтесь, ребята!

Приземлившись, я стал оглядывать зал в поисках легендарного Гладилина. Увы, найти его не удалось: знаменитый юноша в тот день почему-то отсутствовал. Кстати говоря, за двадцать пять лет, прошедших с того бала, я так и не удосужился спросить своего старого друга, где он был в тот вечер, хотя все время собираюсь. Вместо него возникла перед моими глазами знаменитость, хоть и помельче, но все же основательная, юнец в очках типа университетского отличника Владимир Амлинский, автор нашумевшего рассказа «Станция первой любви». Засим из праздничного калейдоскопа стали вырисовываться другие, знакомые по фотографиям лица авторов – детективщик Аркадий Адамов, свирепый борец против религиозного дурмана Львов, повествователь Лазарь Карелин, комсомольская братия поэтов – Дмитриев Олег, Павлинов, Костров, и вдруг, как живой, на дальнем от меня конце стола определился востроносый Евтушенко. Фигура уже почти на уровне Гладилина! Помнится, меня поразило, как это поэт умудрился так замечательно и шоколадно загореть в самом начале лета. В ходе бала однако кто-то объяснил простаку, что нынче модно стало загорать среди зимы на склонах Эльбруса.

Заиграла джазуха. Полумифический почти-Гладилин Евтушенко бросился в дерзновенный рок-н-ролл с тоненькой девушкой. А это кто с ним такая? Уж не Ахмадулина ли? Да это же Женька Катаева с нашего курса, сказала моя жена. Эва, брат, сказал неопознанный, но основательно уже «накирявшийся» сосед, дочка самого босса.

Где же босс? Не верилось, что увижу воочию легендарного творца Пети Бачея и Гаврика, этих черноморских вариантов Тома Сойера и Гекльберри Финна, «главу одесской школы прозы», основателя нашего – после второй рюмки уже с вдохновенной нагловатостью – нашего, нашего журнала Валентина Петровича Катаева.

Принося ранее в журнал свои опусы, я всякий раз проходил мимо его кабинета с замиранием – а вдруг, мол, выйдет и скажет: гнать таких отсюда! Между тем именно Катаев первым ткнул своим длинным пальцем в одну мою строчку и сказал: хм, «темные стоячие воды канала были похожи на запыленную крышку рояля», хм, в этом что-то есть, старики!

Это случилось после того, как писатель Владимир Михайлович Померанцев, автор знаменитой статьи «Об искренности в литературе», послал меня с моими рассказами в «Юность» – там ищут новые имена. Через полгода я принес туда пухлую рукопись «Коллег» и отправился в Таллин на офицерские сборы медицинского состава Краснознаменного Балтийского флота, ибо именно к этому подразделению вооруженных сил я и был приписан после окончания института в качестве очень запасного врача какого-то, очевидно, очень запасного корабля.

Щеголяя по Таллину в обвисшей униформе бэ-у и считая жалкие рубли своего трижды запасного жалованья, я уже и думать забыл о своих литературных поползновеньях, когда в казарму на берегу Финского залива вдруг пришло письмо в фирменном конверте «Юности» с головокружительно коротким текстом: «Вася, Катаев принял «Коллег» и сказал, что вы в целом молодец. Поздравляю. Озерова».